Минель Левин - Граница
Ломовицкий сияет. Кто-то из старослужащих предупреждает:
— Завоевать вымпел легко. Удержать трудно.
И другой добавляет:
— Теперь старшина н а ш е м у отделению помогать будет.
— А мы как же? — спрашивает Ломовицкий.
— Вы и так самые сильные.
Прибыл на заставу капитан Яшко проверять инструктора и вожатых служебных собак. Вечером сидели у начальника заставы. Капитан Яшко разговорился. Ночью я попытался записать его рассказ по памяти.
...В детстве у меня был щенок. Я выменял его на старый бинокль. Бинокль был без окуляра, а щенок... без хвоста. Говорят, он родился таким. Но не в хвосте дело. Щенок был серый и сошел за овчарку. Иначе бы я не отдал бинокль.
Весь день я придумывал ему кличку. Джеком он быть не захотел, Тайфуном — тоже.
На другое утро я поставил перед ним консервную банку с молоком:
— Пей, Рекс!
Он сразу стал пить, и я решил, что эта кличка ему по душе.
Потом я начал с ним заниматься. Он научился лаять, когда видел у меня в руках сахар. И переставал лаять, когда я убирал сахар.
Рекс провожал меня в школу, но возвращался домой лишь тогда, когда я поднимал с земли камень.
Это был очень смышленый щенок. Я завел на него табель успеваемости. И если сам получал «пятерку», то и ему ставил «пятерку». А если вместо «пятерки» случалось получить «пару», то... Словом, Рекс безошибочно определял, какое у меня настроение. Он либо весело бежал навстречу, либо забивался под крыльцо и никаким сахаром его невозможно было выманить.
Рос он быстро, но больше в длину. Вскоре стало ясно, что это не овчарка, а помесь таксы с обыкновенной дворнягой.
А я хотел овчарку. Да где ее возьмешь, настоящую?!
Когда призвали на границу, меня не надо было уговаривать поступить в школу служебного собаководства.
Помню, подводят к вольеру. Там злобный кобель, темно-серый, с мощной грудью. Ощерился. Клыки — в палец...
— Твой, — говорят. — Кличка — Рекс.
— Это Рекс? — спрашиваю.
— Рекс.
Надо же такое совпадение!
— Ну, иди, знакомься.
Я — к вольеру. Рекс скалит зубы. Страшно, но иду. Он бросается на решетку. Лапы — как у медведя. Сейчас, думаю, перешибет.
— Рекс! — зову нежно.
Куда там: разорвет.
Так и ушел ни с чем.
В обед приношу кашу. Проталкиваю миску палкой под решетку. Он впивается зубами в палку. Хочу вырвать — не могу. Бросаю палку, и он разжимает челюсти.
— Ешь! — говорю.
А он в сторону миски не смотрит.
Я стою, уговариваю. Рекс рычит только. Обозлился я и ушел.
Через некоторое время — опять к нему. Миска чистая. Я обрадовался. За палку и тащу к себе миску.
Рекс — лапой по миске. Отлетела она в дальний угол. Не достать.
Тут сержант, инструктор:
— Подружились?
— Еще как! — говорю.
Вечером надо кормить Рекса, а миски нет. Стыдно сознаться, что отобрал у меня Рекс миску. Ну, были кое-какие сбережения. Я — в военторг. Купил миску. Иду в раздаточную.
— Что это у вас за миска? — спрашивает сержант.
— Особенная, — говорю. — Чтобы не путать.
Несу Рексу ужин.
Рычит и опять к прыжку изготовился. Я — за палку. Втиснул миску под прутья и рванул палку назад. Только полоснул по ней Рекс клыками, а схватить не успел.
Утром та же история. Подхожу за миской, и эта — в дальнем углу. Рекс лежит тихо. Положил морду на лапы.
Потоптался я, потоптался. Нашарил мелочишку в кармане и знакомой дорогой — в военторг.
Опять в раздаточной:
— Что это у вас вчера зеленая миска была, а сегодня — синяя?
— И вчера была синяя, — говорю. А сам глаза отвожу.
Иду с полной миской к Рексу. Ничего. Не рычит. Без палки толкаю к нему миску. Подошел он к ней, понюхал, и нос воротит.
— Ешь.
Не ест.
— Ешь!
Зле берет, а ничего не могу поделать.
Спрятался я за угол. Наблюдаю из своего укрытия: стал есть. Вот бестия!
Подождал я, пока он миску вылижет, и опять подхожу. А он словно играет: бац лапой по миске, и летит она в угол.
Я схватил камень, и тут мою руку перехватили.
Инструктор:
— Так дело не пойдет.
— Что же теперь?
Дает он мне поводок:
— Выводи на прогулку.
— Как?
— Заходи в вольер и приласкай.
— Да вы что?
— Только смело иди. Ну?..
Понимаю: он опытней. Зря говорить не будет. Но как идти?
— Давай, давай, — подбадривает он.
Ну, я иду.
Рекс насторожился.
Я отпираю запор. Скрипит дверца. Ноги будто приросли к земле. И голос вроде не мой:
— Хорошо, Рекс, хорошо.
Он ощерился. Рычит:
— Смелей! — подбадривает сержант.
И, поверите, ничего.
Погладил я Рекса. Пристегнул к ошейнику поводок. Он охотно пошел гулять. Засиделся, видно.
Так мы с ним и подружились.
Через несколько дней началась дрессировка. Я с первых же дней приучал его к дисциплине. Конечно, и тут инструктор помогал.
В школе я понял, что дрессировка — сложная наука и одним сахаром тут не отделаться. Научить собаку трудно. Здесь мало воспитать условный рефлекс на команду или жест. Надо совершенствовать его до безотказности.
Возьмем самый простой прием дрессировки: посадка.
Рекс садился охотно, но сразу вскакивал. Я строго повторял команду и резко дергал поводок. Он посидит две секунды и поднимается. Еще строже повторяю команду, нажимаю на спину. Сидит.
— Хорошо, — говорю я и даю сахар. — Гуляй!
Потом снова его сажаю и, если он вскакивает без команды, дергаю поводок.
Он садится и повизгивает. А я про себя считаю до десяти. Только тогда даю сахар и разрешаю встать.
На другой день Рекс высиживал уже пятнадцать секунд. А через неделю — минуту. Затем он перестал визжать и терпеливо ждал лакомства. Получит — встанет.
Прошло еще некоторое время, и он стал сидеть пять минут, десять — сколько угодно.
Или, скажем, прорабатываем учебный след. Вдруг, откуда ни возьмись, чужая собака. Рекс вначале бросал след и — за ней.
— Фу! — говорил я резко и дергал за поводок так, чтобы ему было больно. «Фу» — команда запрещающая, и Рекс научился это «понимать».
А я тоже учился терпению.
...Помню, уже после окончания школы, на заставе, несли мы службу в плавнях. Ночь темная. Накрапывал дождь. Река шумела. В такую погоду вся надежда на собаку.
Я хорошо изучил Рекса. Поведет ушами, значит, учуял кого-то. Отпустит — ничего страшного нет. Ну, может, хорек, может, кабан. И всё-таки чуть он шевельнется, я настороже. Зря он шевелиться не будет. Лежит, прижмется ко мне, точно заснул. А сам всё слышит.
В ту ночь обстановка на участке была напряженная. Начальник заставы, отправляя нас в наряд, сказал: возможно нарушение границы.
Лежим час, другой. Рекс не шелохнется. А дождь то припустит, то затаится. У Рекса шерсть мокрая, но терпит, не отряхивается. Знает: нельзя.
