Сергей Чумаков - ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №4
Вержа пообещал держать Фропа в курсе дела, упомянул даже о возможном рапорте. Но тот отмел это предложение. Пусть лучше Вержа зайдет и расскажет ему. Попросту. Все ему объяснит. Он ведь пришел к Вержа, потому что ограбление, если оно действительно имело место, могло быть только делом рук профессионала. А Вержа — ходячая картотека.
Ошибиться нельзя. Фропа был подослан Лардатом. Это его первая реакция. Зондирование почвы, чтобы узнать, в курсе ли Вержа насчет происшествия с Жюстэном.
Прежде чем покинуть свой кабинет, Вержа опустошил секретный ящик. Дома он сложил в чемодан все, что до этого убрал в стенной шкаф. Моника вошла, когда он закрывал чемодан.
— Прячу свои архивы в надежное место.
Она не предаст, что бы ни произошло. Она хорошая баба. Если бы у них был ребенок, возможно, все было бы по-другому. Возможно даже, что никогда бы не было Клод.
Моника ничего не сказала, когда он вышел из дома. Вержа положил чемодан в багажник БМВ. Он не думал, что за ним следят. В любом случае это не имело никакого значения. Все знали о его отношениях с Сильвеной. Он прекрасно мог перевезти к ней чемодан.
Сильвены уже не было дома. Вержа расположился в просторной, обтянутой белым шелком гостиной, позвонил Сильвене, предупредил, что будет дожидаться ее, и погрузился в изучение документов, которые изъял из архивов отдела общей информации и из своих собственных. В большинстве фотокопии, но были и оригиналы. Они являли жуткую картину города и его жителей, особенно именитых граждан. При чтении полицейских рапортов, обширных записок, этих сведений, полученных отовсюду, этих сплетен, собранных из верных источников, создавалось впечатление, что город населен лишь странными, испорченными людьми, думающими только о выгоде и распутстве, — обычный адюльтер внушал спокойствие своей банальностью; чиновник, принимающий подарки натурой, становился образцом честности; предприниматель, лишь наполовину завышающий смету, — доблестным гражданином. Работая в полиции нравов, Вержа собрал редкостную коллекцию извращений, среди которых фетишизм и садомазохизм были обычным явлением. Например, этот гинеколог, который коллекционировал трусики своих пациенток; он утверждал, что ни в коем случае они не должны, уходя, надевать те же, в которых пришли, и давал им новую пару. Или этот генеральный советник, что одевался маркизом XVIII века и заставлял свою обнаженную любовницу раздевать его, снимая ленту за лентой.
Сильвена застала Вержа сидящим без пиджака. Он не пил, не ел, поглощенный своим занятием. Он показал стопки досье.
— Самая большая вонючая помойка, какую я когда-либо видел, — сказал он. — Благодаря ей мы десять лет проживем спокойно.
Он попросил обед и с удовольствием проглотил антрекот, который ему поджарила Сильвена. «Прогулка» по этой грязи пробудила в нем голод, жажду и другие желания. Вержа дал Сильвене кое-какие поручения.
— Еще существует та твоя подруга, у которой виноградник в Жиронде? спросил он.
Она кивнула.
— Завтра ты отвезешь ей этот чемодан. Проверь, чтобы за тобой не следили. Я подготовил для тебя маршрут: половина проходит по национальному шоссе, половина — по маленьким дорогам. Скажешь, что через несколько дней приедешь за чемоданом. Постарайся поменьше объяснять ей.
— Она не будет спрашивать.
— Прекрасно. Как у тебя дела?
— Наступление против меня разворачивается. Оказывается, я даю слишком большой кредит клиентам, надо их взять в руки.
— Пусть они этим и занимаются. Через неделю…
* * *
Инспектор Эстев, один из пяти, работавших в отделе, поднял руку. Ему не терпелось заговорить.
— У меня есть сведения о Ги Порторе, — сказал он.
Вержа проводил ежедневное совещание. Он удивился и удовлетворенно улыбнулся. Ги Портор был для него враг номер один, закоренелый бандит, свирепствовавший в районе Лиона и переехавший на Юго-Запад, где он ограбил филиалы сельскохозяйственного банка. Его называли «помешанным на курке»: четверо убитых на его счету, из которых один полицейский. Он заявлял, что, познав радости тюремной жизни, не желает больше попадаться в руки полиции. Это значит, что он будет стрелять в каждого и скорее даст себя убить, чем арестовать. Вержа, в свою очередь, пообещал: если только Портор не покончит с собой, он возьмет его живым.
— Он скрывается в городе, — продолжил Эстев. — Загримированный. Но время от времени он посещает одно бистро в центре. Один из моих парней узнал его по небольшому шраму на внутренней стороне запястья.
Вержа обратился к Муатрие:
— Вы мне как-то сказали, что, если Портер появится в городе, вас немедленно оповестят?
Муатрие подтвердил.
— В чем же дело?
— Мне это было известно.
Вержа улыбнулся.
— И вы как раз собирались сказать об этом, когда заговорил Эстев?
— Нет, — ответил Муатрие.
— Чего же вы ждали?
Инспектор молчал.
— Когда меня здесь больше не будет?
— Совершенно верно.
Вержа в упор взглянул на сохраняющего невозмутимость Муатрие.
— Неплохую работенку вы оставляете для моего преемника, — сказал комиссар. — А может быть, вы боялись за меня?
Инспектор промолчал. Он ненавидел Вержа. Может быть, он знал того, кто сядет на это место, как только комиссару предъявят обвинение, что не заставит себя ждать? Его молчание было красноречиво; он готовил для будущего комиссара дело, которое сразу же сделает его героем.
— Эстев, я рассчитываю на вас. — сказал Вержа.
Все утро он проработал в своем кабинете, а к двенадцати направился к пивной Альже. Он заказал себе порцию кислой капусты. К часу появился Альже и сразу же подошел к комиссару.
— Я узнал, у кого украдены деньги.
Он улыбался, но без радости.
— Тебе это не нравится? — спросил Вержа.
— Нет. Я предпочел бы кого-нибудь другого.
— Почему?
— Да просто так. Твоя доля в твоем распоряжении.
Вержа покачал головой.
— Это на расходы, связанные с той операцией. Рассчитаемся, когда наступит время.
— Я хотел бы поговорить серьезно.
— Завтра, — отрезал Вержа.
— Если бы это был кто-нибудь другой, — сказал Альже, — я послал бы его подальше. Я люблю знать, на что иду.
— Если бы это был кто-нибудь другой, дело бы не выгорело, — заметил Вержа. — Только полицейскому может удаться то, что я задумал.
Он рассмеялся, хлопнув Альже по плечу.
— Великий полицейский плюс великий преступник — это Аустерлиц, который длится год. Наполеон вдвойне, победа шутя!
Альже не любил, когда шутили над серьезными вещами. Он оставил Вержа наедине с капустой, слегка переваренной, недостаточно хрустящей.