Виктор Егоров - Чекисты рассказывают... Книга 2-я
Честолюбивый, самовлюбленный и ревнивый Геринг оставался единственной надеждой Канариса после того, как рейхсфюрер СС и начальник VI отдела опередили его. Плохо одно — придется выкладывать рейхсмаршалу все источники информации.
Быть может, Канарис не так бы сожалел о вынужденной необходимости раскрыть Герингу некоторые свои связи, если бы знал, что оберфюрер СС Шелленберг почерпнул свои сведения о готовящейся конференции из тех же источников.
Вся разница между начальником VI отдела и начальником абвера заключалась лишь в том, что каждый из них намеревался использовать эти сведения по-разному. Шелленберг — сразу и прямо для резкого усиления своих позиций. Канарис, привыкший из любого дела извлекать двойную выгоду и не очень уверенный, что покушение удастся, надеялся передать кое-что (не безвозмездно, конечно) англичанам и американцам. У него не было иллюзий по поводу конца войны, и он полагал, что в случае чего союзники зачтут ему бездеятельность, вернее, недостаточно активную деятельность абвера в Иране в дни Тегеранской конференции.
Но теперь уже ни о какой двусторонней выгоде не могло быть и речи. Если Гитлер придет к выводу (а Гиммлер будет его подталкивать), что начальник абвера знал о конференции и скрыл это от фюрера, ничто не спасет Канариса от немедленной и жуткой расправы.
От этой мысли по спине адмирала пробежали мурашки, и он решительным движением поднял трубку «лягушки» и попросил Геринга его принять.
Сообщение Канариса подействовало на Геринга, как красная тряпка на быка. Он метался по огромному кабинету, изрыгал чудовищные проклятия в адрес Гиммлера и Шелленберга и в адрес самого Канариса. Его безобразное, разбухшее тело содрогалось от звериного рева.
— Почему вы молчали до сих пор? Отвечайте?
Канарис, съежившийся в просторном кожаном кресле, невнятно пробормотал:
— У меня не было уверенности в надежности полученной информации.
Геринг грубо выругался.
— Ваше счастье, если мне удастся убедить в этом фюрера.
Затем он начал размышлять вслух, в каком мундире ему следует в данной ситуации ехать к Гитлеру. Наконец решил, что лучше всего подойдет скромная партийная форма — она поможет придать неприятному разговору принципиальный характер.
Переодевшись и приказав Канарису никуда не отлучаться до его звонка, Геринг ринулся в имперскую канцелярию.
Его разговор с фюрером был взаимной истерикой. Гитлер, захлебываясь от ярости, кричал Герингу, что он вместе с начальником абвера предатели и изменники, которые пытались скрыть от своего фюрера факт огромного значения для судьбы германской империи.
Геринг визгливо возражал: они с Канарисом действительно знали о подготовке встречи и разрабатывали соответствующую операцию. Движимые лучшими побуждениями, они не сообщали пока ничего любимому фюреру, чтобы сделать ему приятный сюрприз, когда все будет готово. И вот теперь, когда они проделали огромную черновую работу, в дело вмешивается этот интриган Гиммлер. Да попомнит фюрер его слова — вмешательство авантюриста из службы безопасности лишь все испортит.
Геринг клялся, божился. После часа ожесточенных убеждений и клятв ему удалось все же смягчить Гитлера.
— Хорошо, Герман, — хрипло сказал фюрер, — даю адмиралу последний шанс доказать свою преданность мне и государству. Я разрешаю ему действовать самостоятельно. Но если Гиммлер опередит его...
Геринг ушел.
Гитлер проводил рейхсмаршала недобрым взглядом. С каким наслаждением он бы приказал покончить с «наци № 2», так и целящимся на его, Гитлера, место. Если бы... Если бы за Германом Герингом не стояли те же могущественные силы, которые привели их всех к власти десять лет назад.
Но напрасно все они — и Геринг, и Гиммлер, и Канарис думают, что так легко обвести его, фюрера. Он не позволит им до конца забрать всю инициативу в свои руки. Глупцы, они полагают, что покушение на Большую Тройку в том виде, какой родился в их пустых головах, самый сильный ход!
Он нажал кнопку звонка.
— Да, мой фюрер!
— Немедленно соедините меня с Гиммлером.
Через десять минут на другом конце провода Гиммлер поднял трубку «лягушки».
— Кому поручено осуществление акции в Тегеране?
— Нескольким проверенным специалистам, они уже знают о задании и теперь срочно вызваны в Берлин. Прибудут, по-видимому, завтра-послезавтра.
— Это никуда не годится! Приказываю немедленно принять меры, чтобы в Тегеран было заброшено несколько групп парашютистов. Пусть следуют разными маршрутами из разных центров. Привлечь все службы, и СД, и гестапо, а не только Шелленберга. О полном размахе операции никто не должен знать, кроме вас... Акция должна остаться в секрете навечно, поэтому возвращение рядовых исполнителей нежелательно... Учтите, что в деле участвуют и люди Канариса...
— Вас понял, мой фюрер.
Гиммлер ждал этого звонка. Соответствующие приказы были им уже отданы. Он тоже хорошо знал своего фюрера.
9
Стефан Дитль в свое время считался мастером шпионажа высокого класса. Он успешно подвизался много лет в Латинской Америке и США, где венцом его деятельности было похищение с одного из авиационных заводов в Лос-Анджелесе чертежей новейшего секретного прицела для бомбометания. Но затем ему здорово не повезло: автомобиль, на котором он мчался со скоростью ста километров в час по гамбургскому шоссе, попал в катастрофу. Шофер был насквозь пробит рулевой колонкой. Дитль чудом остался жив. Ему проломило голову, сломало несколько ребер и размозжило колено. Из госпиталя он вышел через восемь месяцев с одной ногой, подорванным здоровьем, пристрастием к алкоголю и пенсией отставного подполковника абвера.
Дитль было решил, что покончил навсегда с карьерой разведчика, но вдруг его пригласил к себе Вальтер Шелленберг, обласкал, наговорил кучу комплиментов, предложил перейти в СД и стать во главе школы. Старый диверсант умилился и незамедлительно принял лестное предложение вместе с новым званием — оберштурмбаннфюрера СС.
Дихгоффа он встретил приветливо и с нескрываемым уважением. Он понимал, что успешная работа в России на протяжении нескольких лет по силам только выдающемуся разведчику.
Пребывание в школе оказалось далеко не синекурой, как это вначале показалось Георгу. У Стефана Дитля дело было поставлено серьезно. Радиотехника, фотографирование, вождение автомобиля и прыжки с парашютом не вызывали у Георга особых возражений. Но химию он терпеть не мог с детства, а тут ему приходилось по полтора часа возиться в лаборатории, превращая сахар и лекарства от почечных болезней в мощную взрывчатку (диверсантов учили ее изготовлять самим, пользуясь материалами, которые они смогут приобрести «на местах»). Мало приятных ощущений вызывало и манипулирование с мгновенно и медленно действующими ядами.
