Густав Эмар - Тайные чары великой Индии
Пройдя несколько великолепных контор, где занималось множество чиновников, дон Гидальго был введен к самому банкиру.
Банкир, настоящий джентльмен, в самом строгом значении этого слова, принял прекрасно своего посетителя и, ознакомившись с содержанием письма, которое ему передали, отдал себя в его полное распоряжение.
— Вас рекомендуют мне с очень хорошей стороны, сеньор, — сказал мистер Максвел, — кроме того, для меня большое удовольствие, если я могу сделать что-нибудь приятное мистеру Валентину.
— Этот охотник, должно быть, очень богат? — спросил с любопытством молодой человек.
— О! — сказал банкир с громким смехом, — он мог бы купить целый город, если бы захотел.
— Вы его хорошо знаете?
— Кто не знает Валентина Гиллуа; он охотился за бизонами по течению реки святого Петра, прежде чем нам пришла в голову мысль построить Форт-Снеллинг; он оказал нам много громадных услуг; мы расположились, как вы можете видеть, в совершенно неприятельской земле; Кроу и племя Сиу окружают нас со всех сторон; население краснокожих теперь еще в шесть или семь раз многочисленнее нашего.
— Как, неужели столько индейцев в Минозоте?
— Их число превосходит тридцать тысяч; это по преимуществу кровожадные, немилосердные, дикие люди, которые ненавидят белых.
— Я заключаю из ваших слов, что вы скорее собрались, чем утвердились в настоящей неприятельской земле.
— Положительно так, сеньор, — отвечал банкир, — но наше население, возрастающее с каждым днем, составлено из людей преданных, людей необычайной силы и мужества; первые попытки колонизации были по необходимости очень трудны; против нас восстало все: страна, жители, животные, климат, все было нам чуждо; цивилизация в Америке идет быстро, но какою ценой это происходит?! Каждый шаг, сделанный нами, стоит потоков крови; мы выдерживаем каждый день громадную борьбу с варварами. Устройство Форт-Снеллинга, самого важного города в стране, состоялось только благодаря чудесам смелости и нашей предприимчивости. Дикие, у которых законно мы покупаем земли, нападают на нас, сжигают наши хижины, грабят наши поезда, расставляют для нас западни самые бесчеловечные! Отсутствие религии и ненависть управляют всеми их поступками; они продают свои земли с задней мыслью — не отдавать их нам; в Европе же сожалеют об участи несчастных индейцев, так несправедливо ограбленных жадными американцами и убиваемых, как животные.
— Но все-таки, милостивый государь, ведь не все же индейцы таковы, как вы их описываете.
— Конечно нет, я хотел вам то же самое сказать; между ними встречаются часто умные, честные, придерживающиеся закона, но таких небольшое число; мистер Валентин, который лучше других знаком с расой краснокожих, соглашается сам, что честных наций меньшая часть; он оказал нам много услуг до начала колонизации; без него и без того громадного влияния, которым он пользуется между индейскими племенами, нам никогда бы не удалось крепко утвердиться в этой стране.
— У него великое сердце и редкий ум.
— Его высоко почитают все в Минозоте; белые и краснокожие позволяют изрубить себя за него; если бы он захотел, то со своим огромным состоянием, при обширных сведениях и чудном характере он достиг бы многого в стране, где знают все-таки цену практическим людям; но он упрямится в своем желании жить в пустыне; он любит индейцев, ему нравится быть посреди них.
— Они, следовательно, хороши, — сказал дон Пабло, — если человек, о котором мы говорим, так сильно заинтересован ими.
— Конечно, между ними встречаются и хорошие люди, сеньор, и даже довольно много их; никто, вероятно, не старался более меня их изучить; к несчастью только, эта раса равнодушна и противится всякому прогрессу и цивилизации.
— Понятно, цивилизация и прогресс прибыльны для них в очень посредственной степени, вы, вероятно, согласитесь с этим?
— Эта правда, но не по их вине; видите ли что, сеньор, всякая раса, вредная для общества вообще и которая упорствует в борьбе против общественного интереса, против людей, животных, растительности, должна непременно погибнуть — это непреложный закон природы; Америка дана нам самим Богом, чтобы заботиться о ее образовании, нравах, а в данную минуту пересоздать весь громадный род человеческий, восстановить в этой девственной стране высший уровень нравственного развития, так низко упавший в Старом свете, одряхлевшем в пороках и который при малейшем толчке распадется в прах, невозможно. Нам предстоит сыграть роль, дарованную Провидением; все, что откажется преклониться перед этим уровнем, должно окончательно исчезнуть; краснокожие не хотят породниться с цивилизацией, тем хуже для них: они будут совершенно стерты с лица земли, как это случилось с народами, жившими задолго до них и от которых находят только в пещерах остатки окаменелых костей; да иначе не может быть, если определено, чтобы прогресс сделал свое дело и небесная воля, которая влечет нас помимо самих себя вперед, была бы исполнена.
— Я думаю, сеньор Максвел, что вы предоставляете Провидению такую роль, о которой оно никогда и не думало.
— Вы еще увидите, увидите, сеньор.
Дон Пабло встал; банкир отсчитал ему сумму, означенную в заемном письме, и они расстались, пожав друг другу руки.
Дон Пабло отправился к первому лавочнику, где он сделал несколько закупок, и возвратился в гостиницу.
На другой день Павлет и два других охотника пришли проститься с доном Гидальго и донной Долорес; Павлет был в восторге: он продал за хорошую цену шкуру серого медведя мистеру Максвелу; теперь поручение, данное ему, было выполнено, и он спешил возвратиться в Скалистые горы.
Молодой испанец вручил охотнику письмо на имя Валентина Гиллуа, написанное сообща двумя молодыми людьми, в котором они благодарили за громадное одолжение, которое он им оказал; напоминали ему об обещании приехать повидаться с ними, уверяли его, что счастье, которым они ему обязаны, не будет полным до тех пор, пока он не посетит их, просили его не забывать их и быть уверенными в их вечной благодарности; письмо было надписано доном Пабло и донной Долорес.
Дон Пабло после этого подарил каждому из охотников по паре шестиствольных револьверов.
Такой же подарок был вручен Павлету для передачи Кастору, которому молодые люди также многим были обязаны; более всего, конечно, тем, что он познакомил их с Валентином Гиллуа.
Донна Долорес, не желая отстать в щедрости от своего жениха, подарила каждому из этих храбрых людей, которые проводили ее с такой безопасностью, золотые часы с двойной крышкой, прося их передать от ее имени такие же Кастору.
