Сергей Наумов - Искатель. 1981. Выпуск №1
Я всматриваюсь в снимок — так это она была в субботу на Гончарной? Если она, тогда ранение таксиста замыкается на Валете и искать больше некого… Какая-то назойливая мыслишка вьется в голове, я ее отгоняю, она вновь возвращается. Ну хорошо, была девчонка на Гончарной, но где уверенность, что скандалил с ней именно Валет. Это мог быть совсем другой парень — тот, кому маэстро сбривал баки, кого видел Прибылов…
— Девчонку надо найти обязательно, — размышляет вслух Бурцев. — Несмотря на свою молодость, она может быть связующим звеном при сбыте ворованных вещей. И очень возможно, что именно у нее мы найдем похищенную шерсть.
— Что ж, все логично, — соглашаюсь я.
Бурцев выходит, оставив фотографию на столе и давая тем самым понять, что все заботы о поисках девчонки отныне целиком на мне. Тяжеловат стал Бурцев на подъем, стареет, что ли? Сорок лет — какая для мужчины старость, самый расцвет. Но что-то здорово сдал он за последнее время: обрюзг, располнел, облысел. А ведь был, говорят, когда-то лихим оперативником — и в засадах сидел, и в схватках участвовал. Я подозреваю, что в этих переменах виновата жена — сдобная хохотушка, которая на целых двенадцать лет моложе Бурцева. Три года назад она родила ему двойню, и с того самого дня Бурцев стал заботливым папашей и… посредственным работником. Все его незаурядное прежде честолюбие из сферы служебной перешло в мир семейный; он страшно гордится своими близнятами, и в общем ничего удивительного нет, что к работе относится без прежнего пыла. Собственно, на примере Бурцева я и выковал свою теорию о том, что работник угрозыска не должен обзаводиться семьей. «Семья связывает человека по рукам, ногам и великим замыслам». Не помню, какой мудрец это сказал, возможно, сам придумал.
А с другой стороны, Рябчун — наглядное опровержение моей доморощенной теории. Внушительный семейный стаж, дети, но сколько в нем молодого энтузиазма, искренней увлеченности нелегким нашим делом! А энергия, выносливость — не всякий молодой за ним угонится. И все делается с добрым юмором, с сердечным желанием помочь оступившемуся стать на ноги. Скольким своим подопечным он помог войти в трудовую жизнь, наверное, и счет потерял… Нет, видно, моя сугубо субъективная концепция пригодна не для всех случаев.
Однако хватит философствовать — к делу! Я раскрываю папку и с головой ухожу в работу, но… сегодня моим благим порывам свершиться не дано. Кабинетную тишину прорезает требовательный телефонный звонок, в трубке слышится радостно-возбужденный голос Сушко:
— Дмитрий Дмитриевич? Как хорошо, что я вас застала! Приходите сию же минуту — объявился еще один свидетель.
Не знаю почему, но свидетель у меня симпатии не вызвал. Быть может, потому, что он кидал слишком пылкие взгляды на Галину Васильевну. То есть «кидал» не то слово, он просто не отрывал от нее своих огромных окуляров, обрамленных в модную черную оправу. Даже отвечая мне, свидетель ухитрялся не сводить глаз с Сушко. Я вполне закономерно решил, что воспитание он получил незавидное, хоть и носит звание научного сотрудника. Младшего, уточнил я с некоторым злорадством.
Однако, отбросив личные антипатии, должен признать, что непредвиденный очевидец дал довольно ценные показания. Оказывается, в такси был пассажир! Этот самый МНС.
— Эдуард Юрьевич, — обратилась к свидетелю Сушко, — повторите, пожалуйста, как можно подробней инспектору Агееву все то, что вы мне рассказывали.
— Охотно, охотно, — зачастил свидетель. — В тот злосчастный день я задержался в лаборатории допоздна — у меня не получалась очень важная реакция, а в понедельник я должен был выехать в командировку — на часах было, это я хорошо запомнил, двадцать два тридцать пять, и — такая удача! — у самых дверей института поймал такси. На этом, к сожалению, мое везение кончилось: при повороте с Ключевой на Гончарную машина сломалась. Водитель остался ее чинить, а я решил оставшийся путь пройти пешком, тем более что идти осталось немного — живу я на Литейной. Очень, очень славный юноша, неужели он действительно при смерти? Всю дорогу он насвистывал Рондо-каприччиозо. Я даже постеснялся дать ему чаевые, потому что…
— Скажите, — с трудом ворвался я в его монолог, — почему вы пришли к нам только сейчас? Если вы живете так близко от Гончарной, вы не могли не знать о случившемся.
— Я уже объяснял Галине Васильевне, охотно поясню и вам. По стечению обстоятельств я узнал о происшествии лишь сегодня и сразу после работы поспешил в прокуратуру. Дело в том, что в воскресенье рано утром я уехал на дачу — у моего отца дача за городом, а оттуда, не заезжая домой, отправился, как я уже говорил, в командировку. Вернулся я только сегодня, и если могу быть чем-нибудь полезен, спрашивайте, я охотно расскажу все, что знаю.
— Когда вы шли по Гончарной, вам кто-нибудь встретился?
— Я шел по правой стороне, а на левой, метрах в сорока от машины, стояла группа молодежи. Их было трое.
— Трое? Вы точно помните?
Сушко подмигнула мне озорно и лукаво: «А что я говорила? Был третий, был!»
Эдуард Юрьевич даже обиделся слегка.
— Я отдаю себе отчет, где нахожусь, и заявляю с полной ответственностью — их было трое. Правда, один, тот, что повыше и поплечистей, стоял в тени дерева и почти с ним сливался. Второй — ниже ростом — был очень возбужден: кричал, размахивал руками, наскакивал на девушку с угрозами…
— Что именно кричал, не вспомните?
— Сейчас, сейчас, дайте сконцентрироваться… — Свидетель снял очки, тщательно протер их фланелевой тряпочкой, снова водрузил на нос. — Как-то очень театрально у него получалось… нечто вроде: «Предательница, всю душу ты мне истоптала!» Странная нынче молодежь — то шпарят сплошным жаргоном, то вдруг становятся на котурны, ударяются в ложный пафос… Да, этот субъект был очень взвинчен, очень…
— Вы, конечно, не сделали попытки вмешаться и прошли мимо?
— Да, инспектор, я прошел мимо, я даже ускорил шаг. И не надо этого иронического тона, хоть вам и кажется, что вы имеете на него право.
МНС снял очки, нежно подышал на стекла, полез в карман за тряпочкой. По-видимому, он ждал продолжения разговора, но я молчал. Не знаю, почувствовал ли он в моем молчании брезгливое презрение, но оно там было. В другое время я нашел бы что сказать этому интеллектуальному мещанину, однако затевать дискуссию сейчас… Нет, это было бы просто неуместно.
Затянувшуюся паузу прервала Сушко:
— Эдуард Юрьевич, вы хотели что-то добавить к своим показаниям?
Свидетель опять уставился на нее своими окулярами.
— Ничего существенного, Галина Васильевна, все, что вспомнил, я рассказал… Разве вот еще что… Когда я подходил к своему дому, они меня обогнали — тот, плечистый, и девушка. Он шел широким, размашистым шагом, девушка едва за ним успевала…
