Абдулла Хакимов - Задание на всю жизнь
Давно мечтавший о месте муфтия, суфий с тайной радостью согласился.
Когда наступила ночь и мешхедцы разошлись по домам, муфтий в сопровождении Мирзы и афганца двинулся не к Ширвану, а в противоположном направлении.
Пройдя пешком несколько километров, они увидели юрты, установленные на берегу ручья. Это и была стоянка казахов.
Между юртами, в очаге, сделанном из камней, горел огонь. Вокруг костра сидели мужчины в широкополых войлочных шапках, ожидая почетного гостя.
Один из аксакалов низко поклонился, подбежал к муфтию и, бережно взяв в ладони его руку, поцеловал, словно погладил ее белой бородой. Муфтий, едва поздоровавшись, приступил к делу. Спросил о купленных лошадях, осмотрел их и только тогда вошел в юрту. Ее убранство было богатым: красные ковры, одеяла из разноцветного шелка и бархата.
Хозяева усадили Садретдинхана на почетное место. Дастархан уставили медными блюдами с вареным мясом, жиром, бешбармаком. Собирающихся в дальний путь гостей угощали, просили есть вдоволь, не стесняться.
После еды муфтий перешел к проповеди. Он рассказывал казахам о земной и потусторонней жизни, мимоходом ругал большевиков и в своем ожесточении и проклятьях даже пропустил час вечерней молитвы.
Около полуночи, спохватившись, муфтий спросил:
— Кони оседланы?
— Да, господин, их пасли целый день и только что оседлали… — поклонился аксакал.
— Ну, тогда помолимся. Говорят, молитва, совершенная перед отъездом, помогает в пути. Я помолюсь и за вас, а потом двинемся.
Муфтий забормотал привычные слова, негромко сказал «аминь», и все встали. Гости, низко нагнувшись, вышли из юрты. Скакунов уже держали под уздцы казахские парни. Хозяева нагрузили на лошадей два хурджуна с продуктами.
— Это вам на дорогу. Путь ваш долог, не обессудьте, примите, господин… Если останется, принесете в жертву, Может быть, благодарение всевышнего перепадет и нам…
Вначале муфтий пытался деланно отказываться, потом поблагодарил и подошел к лошади. Парни посадили его. Казахи проводили гостей, следуя за ними толпой, и лишь после того, как всадники скрылись в ночной темноте, повернули обратно.
Путники двигались всю ночь. На рассвете они остановились у оврага. Пеший проводник вел всадников по местам, где редко ступала нога человека. Избегали населенных пунктов, жилищ и дорог. Он неотступно шел рядом со всадниками и лишь в пыльных участках уходил вперед. Этот скиталец, который только и делал, что проводил потайными путями самых разных людей, сам был вынослив и быстр, как скакун.
Двигались только по ночам. Днем обычно прятались где-нибудь в густых зарослях или в оврагах.
Через шесть суток рано утром путники приблизились к Турбете-Хейдари. Турбете-Хейдари и Турбете-Шейх-Джам — почитаемые в Иране святыни находились вблизи афганского пограничного пункта Ислам-Кала. Когда до Турбете-Хейдари осталось каких-то три-четыре километра, путешественники неожиданно наткнулись на иранских солдат.
— Кто вы такие и куда направляетесь?
Муфтий с достоинством, но в то же время вежливо ответил:
— Мы из мечети суннитов в Мешхеде. Едем на поклонение к Турбете-Хейдари и Турбете-Шейх-Джам.
Услыхав имя Фархада Али Заде, солдаты приняли его за шиита и продолжали допрашивать теперь только муфтия.
— Если вы суннит, зачем направляетесь к святыне шиитов?
— Поклонение древнему святому месту одинаково благоприятно для шиитов и суннитов.
Ответ муфтия, видимо, удовлетворил солдат, и они, пожелав доброго пути, уехали.
Муфтий подал афганцу знак продолжать путь. Тот рванулся вперед. За ним двинулись и всадники. Муфтий обогнул «священное место», проехав в нескольких километрах от него: сейчас он готов был отречься от любой святыни.
Мирза с усмешкой подумал, что этот лицемер и пройдоха, на каждом шагу вопивший: «нация, нация», ни разу не соизволил посетить в Мешхеде места, связанные с именем великого Навои. Ему не было дела до сохранившегося в Мешхеде дома, где жил поэт, ни до вырытого по его велению двадцатидвухкилометрового канала «Арики оби хиабан», который до сих пор дарит жизнь полям; не интересовала его ни сардоба Фаринон, ни гостиница в центре Шейх Джами, ни мельница Осияи Мир Алишера…
«Все время в стороне от своей нации, своего народа, — гневно думал Мирза. — У него другие дела и мечты!»
А сейчас муфтий мечтал лишь об одном: как можно быстрее пересечь границу, добраться до Кашгара и выполнить задание мистера Хамбера и господина Мустафы Чокаева. Это было для него дороже и священнее всего на свете.
Муфтий и Мирза приближались к границе. Афганец, простившись, повернул назад и мгновенно исчез из глаз.
Этот опытный проводник должен был пройти еще триста километров, чтобы вернуться в Мешхед.
А казахские скакуны понесли своих всадников к афганской земле.
РЕКА
Время — конь, а ты — объездчик, мчись отважно на ветру!
Время — меч: стань крепкой клюшкой, чтобы выиграть игру.
РудакиМетался по пустыне вихрь, бешено перебрасывая тучи песка. Гнал куда-то колючие кусты, вырывал с корнями новые. Будто ему в лад, яростно подгоняли своих коней, непрерывно оглядываясь, два всадника.
— Скорей! Скорей!
И хотя из-под копыт вырывалось плотное облако песка, погоня настигала. Спасти могли только волны веселого Гери-руда.
У берега взмыленные скакуны остановились. Гнедой вошел в воду, а рыжий уперся, не хотел идти ни в какую.
— Господин, хлестните посильней, сейчас не время жалеть! Разве не видите — они уже приближаются!.. — крикнул Мирза. Но дело было не в рыжем скакуне.
Муфтию никогда не приходилось верхом переезжать быструю реку, и он растерялся, испугавшись за свою жизнь. У него не хватало духу посильнее ударить коня и заставить его войти в воду. А шум погони все нарастал.
Каждая минута была дорога. Если всадники задержатся на этом берегу Гери-руда — их уже ничто не спасет. Никакие объяснения. Святых мест рядом нет, есть граница. А куда как не к ней спешат эти подозрительные люди!.. Потом установят личность муфтия — о нем неплохо осведомлена иранская полиция… Выяснится, что визы получены тайно…
Промедление могло кончиться плачевно.
Побледневший муфтий то оглядывался назад, то испуганно смотрел на бурные волны.
Мирза увидел, что для уговоров не остается времени, Либо он заставит этого святого труса ринуться в воду, либо все, что предстоит выполнить по поручению Центра, полетит кувырком. И Садыков решился. Выбравшись на противоположный берег, он выхватил пистолет и закричал: