Глеб Исаев - Ангел специального назначения
Тихо скрипнула дверь, мелькнуло неясное пятно. Умело зашагивая, и тут же прячась, приятель осматривал чердак, пробираясь через завалы.
Алексей сосредоточено ждал, воспроизводя в памяти все трубы и провода, через которые охотнику нужно перебраться.
Наконец решился: «Пора». Ухватил нож здоровой рукой и, сделав короткий шаг из‑за трубы, взмахнул рукой. Бросок был практически наугад. Но, опыт не пропьёшь. Всё же он неплохо изучил своего кореша. Вовка стоял, чуть пригнувшись, спиной. Звериная реакция кинула матёрого диверсанта в сторону. Однако, нож уже летел. Сколько раз Леха выполнял это упражнение? На тренировках и в боевых. И всегда в десятку. Не промахнулся и сейчас. Сталь вошла в спину, точно под правую лопатку. Лезвие перерубило нерв и застряло глубоко в теле. Пистолет выпал из отнявшейся руки, поднять, перехватить его он уже не успел. Кирпич, не новодел, крошащийся от лёгкого толчка, а старый, красный в белую крапинку, удобно лёг в руку. Противник уже почти успел выхватить второй ствол из поясной кобуры, когда кирпич смачно влепился в поределую макушку. Ноги подкосились, и охотник без сознания рухнул на усыпанное керамзитом перекрытие. Алексей охнул, от резкого движения руку обожгло ледяным ветром, но, собрав силы, доковылял к лежащему. Назвать его другом как‑то не повернулся язык. Обыскал. «Два ствола. Нож на лодыжке». Всё. Сцепив браслетами безвольно опадающие кисти, примотал знакомца к стропилам. «Так‑то надёжней. Иначе он меня и с завязанными руками уделать может».
Хлопнул по щеке. «Голова у тебя, Вова, сейчас точно болеть будет, но ничего, потерпишь. Недолго».
«Лютый» очнулся, навёл резкость, сплюнул кровь и криво ухмыльнулся. — Ну, ты, девка… Признаю, мастер.
— А ты, Вова, тогда, кто? — Не стал Алексей тянуть резину, чувствуя, как набухает бинт кровью.
Пленник удивлённо поднял бровь. — Откуда…?
— Оттуда… — Зря ты наверх полез. Ты же всегда высоты боялся, или уже привык? После вышки, что ли?
— Какой вышки? — Вовка переспросил, но видно было, что всё отлично понял. Он не мог понять одного. «Как девчонка могла узнать про ту парашютную вышку. Кто рассказал?»
— Надо было мне тебя в самолёте бросить, а не тащить через полАфгана. Тогда бы и Влад жив остался.
Он не мог поверить. — Кто рассказал? — Как заведённый повторял он, словно это было так уж важно.
— Никто, Вова. Я это. Леха, которого ты на той горке сдал. А после в дерьме вывалял.
— Как это? — Недоверие в его глазах сменилось мистическим страхом.
— Как? А ты это скоро сам узнаешь. — Не стал тешить его несбыточной надеждой Алексей. — Одно мне интересно. Почему? Не могу понять. Ты ведь меня не просто убить хотел. Ты и память обо мне постарался испоганить.
Он тихонько пошевелился, проверяя крепость связывающих верёвок.
— Зачем? — Повторил он, раздумывая. «Не то, чтобы он поверил мне. Хотя? Кто его знает? Может, и поверил».
— Леха, говоришь? — Он как будто приучал себя к новому облику старого приятеля. — Ну, если так, то жаль, что я промахнулся. — Отрезал он. Была бы возможность, зубами бы погрыз.
— Да ты что ж такой кровожадный? — Леха даже удивился.
Он упёрся ногами в хрустящие окатыши и приподнялся, упираясь спиной в стропила.
— Если ты Леха, скажи. Наташку помнишь? — В свою очередь спросил он.
«Здрасте. А это причём»? — Даже оторопел Алексей, вспомнив сон.
Давным–давно, в курсантские годы они чуть было не рассорились из‑за девчонки. Нравилась она обоим. Только, так уж вышло, Вовка оказался ловчее и увёл из‑под носа. Правда, роман у них был недолго. Она с родителями уехала за границу, кажется во Францию».
— Ну и что? Причём тут Наташка. — Леха искренне недоумевал.
— А помнишь, в 91, когда в загранке работал, тебе задание на партийного было? Он какие‑то деньги замылил. Тебе команду дали, его убрать, а его жена под пулю сунулась. И ты ведь, сука, секунды не подумал. «Есть, так точно, лапу к уху». А то, что это Наташка была, тебе по барабану? Я ведь её до сих пор каждую ночь во сне вижу. Удивляется он.
«Вот как? — Задумался, вспоминая.
Работал тогда из «Взломщика», на полторы тысячи и, если честно, даже знай, ничего бы не сумел изменить.
Жалко девочку».
— Хорошо, выходит, за Наташку ты мстил. Но почему тогда не всадил мне рожок в спину в рейде, а вот так…
— Ишь, какой. Героем умереть легко, а ты гнидой помер. — Усмехнулся Вовка.
— Огорчил ты меня, Вова. Да, выходит, убил я Наташку, а то, что хотел, не хотел — не извиняет. И то, что приказ выполнял, тоже. Одно могу сказать, сегодня ты тоже не на меня охотился, а на девчонку эту. Её Ольгой, кстати, зовут, и она моложе той, погибшей, Наташки.
Сам бы как поступил? Если ты не сработал, всю группу подставил, а? Ты что, хочешь сказать, ради незнакомой девчонки всё бы бросил?
Вовка покраснел и рванулся в немыслимой попытке разорвать браслеты. Не смог.
— Ты, сволочь, и так всю жизнь перед носом, как красная тряпка, и сейчас мне мораль читать. С первого дня в любимцах у «Груздя» ходил. Всё тебе. И после «Вышки» направление в группу тебе одному дали. Что, лучше всех, да? А мы, значит, быдло? Не прогибались, как некоторые. Все в войска, а его в белую кость. На валютные командировки….И девчонку…, убил… — Он уже не пытался вырваться, ему просто необходимо было высказать наболевшее. Бессвязно, рвано, но Леха его понял.
— Так ты из‑за этой ерунды? — Не поверил он. Из‑за валюты…, и всей этой, херни?
Наконец, Леха собрался, резко выдохнул, успокаивая нервы, и закончил. — Понял, но это всё лирика. О чем теперь говорить? Ты меня уже кончил, можешь радоваться… Только, вот что, я тебя убивать не буду. Я тебя здесь оставлю. В пеньке, наверное «Особист» сидел? Угадал? Вот и объяснишь теперь людям из конторы, кто «Сотника» и его шестёрку завалил. И по каким таким делам. Как ты с «Камазом» стволы с Кавказа гнал. Как с той засады живым ушёл. Вопросов к тебе много будет. И если за жизнь Наташкину ты со мной рассчитался, то за остальное — я с тобой. Пусть, в школе, где бюст герою во дворе стоит, и о тебе правду узнают. Я думаю, справедливо. Мне что с тех наветов? Я же умер. Там, на горке. «Мёртвые сраму не имут». Да клал я на вас на всех, я сейчас самый счастливый человек в мире. Тем, что за всё рассчитаться сумел. И девочку эту уберёг. Мне помирать не страшно. А тебе с этим ещё жить придётся.
Леха махнул рукой и, бессильно шатаясь, побрёл к выходу с чердака. Держась за стенку, спустился во двор. Отойти смог метров на триста, упал на скамейку и выудил телефон. Набрал короткий номер. Чувствуя, что сознание уплывает, ослабил блок, удерживающий её разум. Она, словно проснулась, охнула.
— Оля, — уже из последних сил сказал он, — тут, такое дело. Стреляли в тебя. Что мог, сделал. Держись, не умирай. Тебе ещё столько песен спеть надо. За себя, за меня, за всех пацанов, что на своих горках лежать остались. Прощай. Извини, если что не так.
