Владимир Востоков - Ошибка господина Роджерса
— Целые колонии.
— И чем они занимаются?
— Кто чем. В основном торговлей.
— И что, им неплохо живется?
— Раз на раз не приходится.
Я-то знал, что люди живут по-разному и в далекой Канаде.
Короткую паузу экономка поняла по-своему. Решила, что я усомнился в ее словах.
— Ваш брат — пример того, как живут у нас в Канаде,
— А вы? — задал я новый вопрос. — Где вы работали?
— Где попало. Сейчас у вашего брата. Одну минутку, звонит телефон… — И Фани побежала в соседнюю комнату.
Я уже догадался, что это звонил Роджерс. Он приглашая меня в какой-то Бургенланд. отведать лучшие вина Австрии. Мне. не очень хотелось ехать. Думал вот так просто посидеть в тишине. Поговорить с Фани.
— Не надо упускать такую возможность, — с укором сказала Фани. — Там вам очень понравится.
В моем распоряжении оставались считанные минуты.
— Фани, а Роджерс часто бывает здесь?
— Да, господин.
— Опять «господин»! — Я хмуро сдвинул брови,
— Извините, Алексей Иванович.
— Брат с ним давно дружит?
— Да.
— Роджерс, наверное, богач?
— Конечно!
— А чем он занимается?
— Он дипломат и коммерсант,
— Торговлей, значит.
— Значит, торговлей.
У меня было впечатление, что Фани устала от моих вопросов и не знает, как от меня отделаться.
Спас ее повторившийся телефонный звонок. Фани сняла трубку. Разговор шел на английском языке. Закончив, она пояснила мне, что Роджерс извиняется. У него вдруг появились непредвиденные дела, и он просит отложить поездку в Бургенланд на завтра, на вторую половину дня. Я так обрадовался, что не мог скрыть этого.
— Все-таки есть бог на свете, — сказал я.
— А вы сомневались?
— В чем? — не понял я.
— Что есть бог…
Фани серьезно смотрела на меня. И я серьезно ответил:
— Я неверующий.
— Значит, вы большевик?
— Нет. Я беспартийный.
— Алексей Иванович, хотела давно вас спросить, да все решиться не могу.
— Не бойтесь, я не кусаюсь.
— Скажите, пожалуйста, перед поездкой сюда вас инструктировали?
— Нет. А зачем?
— Да, говорят, там у вас дают какие-то подписки и задания?
— Глупость какая… Впервые слышу. — У меня появилось неприятное чувство отчужденности. Фани уловила это и, повернувшись, направилась на кухню. Я с интересом посмотрел ей в след.
В этот день я был предоставлен самому себе. Оказывается, это чудесно — чувствовать себя хозяином, делать что захочется, ходить куда пожелаешь. После обеда я вышел прогуляться и остановился у памятника Бетховену. Бродячие музыканты — их было трое — играли грустную мелодию. Их шляпы в ряд лежали на постаменте. Я подошел ближе. Один из музыкантов смычком грубовато постучал по моей шляпе. Я не сразу сообразил, что от меня требуется, а поняв, тоже снял шляпу. Я думал о великом музыканте, которого так чтят, очевидно, не только венцы. Так я забрел в парк.
Вдоль зеленой аллеи уютно расположились скамейки, выкрашенные в яркие цвета. Сел на первую попавшуюся, огляделся и увидел, что на противоположном конце скамейки дремал какой-то мужчина. Решил поговорить с ним.
Он, видимо, устал. Я кашлянул, заставил его обратить на себя внимание. Человек улыбнулся и пересел ближе. О чем-то спросил. Я отчаянно замотал головой: мол, не понимаю. Он показал рукой на свой рот. Ага, просит закурить…
Я молча вынул из кармана пачку папирос «Беломор» и предложил ему.
— Рус, И-ван? — обрадовался незнакомец.
— Точно.
— Гут… — Незнакомец кивнул на пачку сигарет.
— Да.
— «Бельмор»? Карош.
Незнакомец торопливо закурил, сделал подряд две глубокие затяжки.
— Вы знаете русский язык?
— О, мало, забиль… Рус… Плен… Понимайт?
— Понимаю. Долго?
— Что? — переспросил незнакомец.
— Долго были в России? Айн, цвай, драй… — И я показал на пальцах.
— А! Годь — Моськва, годь — Стальнград. Стройка. Понимайт?
— Москва. Сталинград. Стройка, — повторил я.
— Яволь. Вы Моськва?
— Да! — ответил я.
— О, Моськва — карош город. Простор. Метро, — искренне заговорил австриец.
— Понравилось вам у нас?
— О! Отшень. Рус… народ… карош… Зер гут,
— Кто вы? Где работаете?
Австриец внимательно посмотрел на меня, ожидая более понятных слов.
Я повторил вопрос, поясняя, что возможно, на руках.
— Я, я, понимайт… Путцер… Стукатур.
— Штукатур? Да?
— Я! Я! штукатур, штукатур. Вы кто? — в свою очередь поинтересовался он.
— Сантехник, — гордо сказал я.
— Сань… техник… Коллеги… — И незнакомец, улыбаясь, протянул мне руку.
— Точно…
— Карошо. Гут… — И он уже почти дружески похлопал меня по плечу.
— Что вы здесь делаете? — Я показал ему на скамейку. Незнакомец сразу помрачнел, задумался, очевидно подбирая нужные слова.
— Нет работ, — наконец обреченно произнес он.
— Безработный?
— Яволь. Безработный.
— Давно? — спросил я.
— А? — не понял австриец.
— Айн, цвай, драй?.. — Я опять стал загибать пальцы.
Он, как я понял, ищет работу два года. И каждый день после посещения биржи труда бродит по фирмам и домам, а всю остальную часть дня просиживает в парке. Я поинтересовался его семьей.
— А-а. Поньял. Драй. — Незнакомец показал три пальца.
— Трое?
— Яволь. Три.
— А живете как? — задал я совершенно глупый вопрос,
— Плёхо.
— Дом есть?
— Дом? — не понимая моего вопроса, повторил австриец.
— Хауз, хауз, — вспомнил вдруг я это слово.
— А-а. Дом?! Плёхо. Кап-кап. Понимайт? Дети больной.
— Течет?
— Я, я, течьет. Хозянь скоро выйгоньят мьеня.
Странный человек… Комната протекает, а он дремлет в парке. Жильцы меня бы из-под земли вытащили.
— Надо ремонт сделать, — посоветовал я.
— Ремонть? Нет денег.
— Сколько комнат?
— Айн, маленько, плёхо. Понимайт?
— Одна?!
С ума сойти!.. От шикарной обстановки, в которой я жил у Зори, от роскошных ресторанов и комфортабельных машин я, вероятно, совсем ослеп.
Этого безработного я встретил в центре города… На окраинах мне побывать так и не довелось.
Вдруг в голову пришла простая мысль: почему Роджерс и Зоря так меня оберегают от встреч с рабочими? Может, они считают, что это неинтересно? Я ведь приехал в гости, отдыхать.
Мои мысли прервал мой собеседник. Он вынул из кармана маленький сверток, развернул его, осторожно взял бутерброд с колбасой, аккуратно разломил пополам.
