Антонин Ладинский - План 12-А
– Хальмоненко, не позволяй никому выходить в коридор, – приказал он проводнику и постучался к Матвееву.
Щелкнул замок, и в дверях появился Матвеев. Старикашка, с несвойственной ему ловкостью, скользнул в купе.
– Чистая работа, – говорил он, сидя у полковника, – на товарной станции, на остановке у семафоров, мы их сплавим, и все будет в порядке. Личности пассажиров в вагоне удостоверены. Не извольте беспокоиться. Счастливо оставаться.
Всего хорошего.
На остановке у семафора большой станции группа людей покинула вагон под предводительством старикашки, у которого зубная боль окончательно прошла.
На другой же день два полковника и Матвеев работали в одной из самых секретных комнат Главного Штаба. Щеки их лихорадочно горели.
– Андрей Павлович, который час? Мои что-то отстают.
Матвеев отодвинул обшлаг сюртука над ручными часами.
– Три часа без десяти.
– Ого, заработались.
– Скоро кончим.
Один из полковников, в пенсне, с подстриженной бородкой, прочел вслух: «… и мысль, что его могут убить или ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось все веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом…»
– Это прекрасно, – прибавил он в восхищении.
– Да, это прекрасно…
Офицеры продолжали работать. Первый том «Войны и мира» был разорван, для ускорения работы, на три части. Некоторые буквы матвеевской книги были отмечены микроскопическими уколами. Наклоняя книгу, чтобы при помощи света лампы уловить эти уколы, офицеры списывали буквы на листы бумаги. В комнате стлался голубоватый дымок папирос. Снаружи, должно быть, шел снег.
