Николай Буянов - Искатель, 2014 № 05
Поэтому его голос по телефону был собран, деловит и лишен и намека на сон. Алеша выслушал сообщение, прикрыл ладонью рот, чтобы не разбудить жену, и спросил: «Где?» Потом сказал: «Угу» — и осторожно вернул трубку на рычаг.
Наташа не спала. Она смотрела на него, приподнявшись на подушке и подперев ладонью розовую ото сна щеку. Тяжелые, медового цвета волосы свесились вниз, и Алеша вдруг вспомнил, как поразили его эти волосы в их первую с Наташей встречу. Тогда тоже стояло лето: июль, жара и пригородная электричка, густо пропахшая колбасой и самогоном. Напротив тогда еще молодого корреспондента сидела незнакомая девушка со светлой косой и темными (вот удивительно-то!) глазами и бровями. Алеша сначала заподозрил качественную краску — но нет, и волосы, и брови были натуральными, хотя он выяснил это гораздо позже. А тогда…
Тогда электричка затормозила («Станция Знаменское, стоянка две минуты»), девушка легко поднялась с места, и Алеша вдруг по-настоящему, до колик в желудке, испугался, что она сейчас уйдет. Насовсем. И они никогда-никогда больше не встретятся. Этот страх оказался настолько сильным, что положил на обе лопатки природную Алешину застенчивость: никогда он не был особенно ловок по части знакомства с противоположным полом, а вот поди ж ты…
— Сергей Сергеевич? — утвердительно спросила она.
Алеша кивнул. Присел на краешек кровати и ласково провел рукой по Наташиным волосам.
— Просил приехать. Что-то срочное, и может получиться неплохой материал. Не сердись, малыш.
Она прильнула к нему, потерлась щекой и доверительно сообщила:
— Мне иногда хочется его пристрелить.
— Не надо, — попросил Алеша. — Мы же благодаря ему и познакомились, вспомни.
Она вздохнула.
— Только это и останавливает.
Уже прыгая на одной ноге и пытаясь попасть в штанину, он шутливо спросил:
— Слушай, а ты меня не ревнуешь?
— Ревную, — серьезно ответила она. И добавила, помолчав: — Ты там поосторожнее, хорошо?
— Да ну, — смутился он. — Я же буду с Олениным. Что может случиться?
Понедельник, 00.45. Улица Ново-Араратская
Полицейские всего мира похожи друг на друга под дождем. Плащ-накидка поверх формы, ботинки на толстой подошве и включенный фонарик — если действие происходит в темное время суток. Струйки воды, ниспадающие с надвинутого капюшона. Капли воды на кончиках усов. Майор Оленин всегда кривился, когда его, согласно велению времени, называли полицейским. В их отделе какой-то остряк прикрепил к стене отпечатанный на принтере плакат:
«Главная задача российской полиции состоит в расследовании преступлений, совершенных российской милицией».
Смерть до чего смешно.
— Предварительно что-то можешь сказать? — спросил он у эксперта.
Эксперт, которого все в отделе звали Бармалеем (неизвестно, как прилепилось к нему это погоняло: он был тощ, как зубочистка, абсолютно лыс и с громадной казацкой серьгой в левом ухе), приподнялся с корточек, придерживая рукой зонтик, и задумчиво изрек:
— Что тебе сказать, Сергеич. Самоубийство или несчастный случай я процентов на девяносто могу исключить.
— Очень смешно.
— Да уж, — эксперт кашлянул. — А если серьезно: двух здоровых молодых лбов кто-то забил до смерти.
— Кто? — вырвалось у Алеши.
Он торопливо подошел, почти подбежал сзади и вытянул шею, пытаясь рассмотреть что-то поверх голов столпившихся в подворотне людей.
Сергей Сергеевич не глядя сунул ему ладонь для рукопожатия. Бармалей, который тоже давно считал Алешу своим, не удивившись, коротко кивнул в знак приветствия.
— Кто — не знаю, это уже по вашей части. Но определенно убийцы не выглядели дистрофиками. И вряд ли их было меньше четырех-пяти человек.
— Что, есть следы? — быстро спросил майор.
Бармалей укоризненно посмотрел на начальство.
— Ну какие тебе следы в такой дождь? — он снова присел на корточки рядом с двумя трупами: один лежал ничком на мокром асфальте, второй сидел, привалившись спиной к стене дома, шагах в пяти от двери в подъезд. — У номера первого закрытый перелом шейных позвонков — проще говоря, свернута шея. Номер второй: перелом лучезапястного сустава правой руки, перелом ключицы, удар в основание носа — очень грамотный, между прочим, удар, нанесен снизу вверх, строго вдоль носового хряща. И хрящ, как копье, пробил мозг. Это, собственно, и явилось причиной смерти.
Майор Оленин задумчиво потер подбородок:
— И поскольку большинство ударов были нанесены спереди…
— …то как минимум двое в этот момент держали «терпилу» за руки, — закончил мысль Бармалей. — Кстати, обрати внимание на костяшки пальцев и ребра ладоней у обоих.
Оленин послушно наклонился и посветил фонариком. Алеша заглянул ему через плечо и пробормотал:
— Они каратисты.
Сергей Сергеевич с подозрением посмотрел на собеседника:
— Ты-то откуда знаешь?
— Я брал у них интервью неделю назад.
Теперь на него оглянулись все: майор Оленин, эксперт Бармалей, пожилой седоволосый оперативник по фамилии Силин (Алеша был знаком с ним по прошлым расследованиям), полный одышливый дознаватель, с которым Алеша еще не успел познакомиться, и даже топтавшийся без дела проводник служебно-розыскной собаки.
— Что ты у них брал? — осторожно переспросил Оленин.
— Интервью, — «сыщик» кивнул на убитых. — Они снимались в рекламном ролике.
Прошлый вторник, где-то днем. Район Дальнее Лаврино, парковая зона
Автором сценария и режиссером ролика был давний Алешин приятель Митя Горлин. Еще недавно они являлись коллегами: когда Алеша пошел на повышение, Митя принял у него рубрику «Голос читателя». Должность ответственного за «Голос» была собачьей: несчастному корреспонденту приходилось мотаться «с лейкой и блокнотом» по необъятной области из конца в конец, куда поведет непредсказуемый читательский эпистолярий. В девяноста случаях из ста читатели газеты жаловались на:
— аномально жаркую погоду;
— аномально холодную погоду;
— отвратительную работу коммунальных служб;
— отвратительную работу общественного транспорта;
— коррупцию среди чиновников разного уровня;
— грабительские цены в магазинах и на оптовых базах;
— происки представителей спецслужб и инопланетных цивилизаций.
Однако хуже всего было править безграмотные письма из народа перед тем, как публиковать их в газете. Тут Митина душа, с малолетства взлелеянная на Лермонтове, Достоевском и обоих Толстых, начинала протестовать с такой силой, что приходилось бежать к прикормленной врачихе за больничным. Алеша предложил приятелю выход: составлять из присылаемых писем нечто вроде рубрики «Нарочно не придумаешь». Митя взялся за дело с энтузиазмом, заведя специальную общую тетрадь и озаглавив ее «Маразмарий». В будущем он собирался опубликовать ее в независимом издательстве. А возможно, и выпустить отдельной книгой.
