Лев Линьков - Источник жизни
Его осторожно вытащили наверх, обмыли ему лицо, с трудом сквозь стиснутые зубы влили в рот воды, а он бредил и звал кого-то. Он не мог видеть две сигнальные ракеты Джураева, которые взметнулись далеко-далеко над барханами как предвестие победы.
«ПОСТ СЕМИ ГЕРОЕВ»
К рассказам не принято писать предисловий, но события, о которых речь будет ниже, требуют объяснения некоторых обстоятельств.
В Киргизии многие знают историю этого высокогорного пограничного поста, и, рассказывая ее, каждый добавит, что на том месте, где стоял пост, давно пора воздвигнуть памятник и высечь на граните имена семи комсомольцев-пограничников. Они жили во имя будущего и, не помышляя о славе, обрели ее.
Если тебе, читатель, доведется побывать в тех местах, обнажи голову, суровым молчанием почтя память героев и спроси свое сердце, так ли преданно бьется оно, как бились их пламенные сердца.
Дорога к «Посту семи героев» идет по крутым горам, через Алайскую долину.
По ту сторону долины, на юге, в дымке утреннего тумана, могучей скалистой стеной возвышается Заалай. За хребтом — граница. Она извивается по ущельям, падает в пропасти, пересекает стремительные пенистые холодные реки, взбирается на недоступную ни человеку, ни зверю высоту и идет по гребням гор.
В апреле 1927 года район этот, охраняемый Алай-Гульчинской пограничной комендатурой, подвергся нападению перебравшихся через границу крупных басмаческих банд Барбаши Мангитбаева и Джаныбека-Казы.
Сотни басмачей, вооруженных английскими карабинами, напали на немногочисленные гарнизоны пограничных застав, чтобы прорваться в глубь Советской Киргизии, грабить и сжигать мирные кишлаки.
Тогда-то и совершили свой подвиг семь комсомольцев — пограничников высокогорного поста Кашка-Су.
1О появлении басмачей первым сообщил на пост Кашка-Су вернувшийся из разведки боец Иван Ватник:
— По Черному ущелью продвигается банда сабель в двести.
Необходимо было возможно скорее предупредить соседние заставы Ой-Тал и Ишик-Арт. Старшина поста Андрей Сидоров решил в Ой-Тал поехать сам, а в Ишик-Арт послать Ивана Ватника.
За час до рассвета они оседлали лошадей.
Миновав спящий кишлак, пограничники простились. Отсюда пути их шли в разные стороны.
Неожиданный конский топот заставил старшину оглянуться и скинуть с плеча винтовку. У ручья его нагнал всадник. Сидоров с удивлением узнал в этом лихом джигите старого чабана Сулеймана, с которым познакомился два года назад, когда пограничники учили киргизов косить траву и заготовлять на зиму сено, С тех пор Сулейман называл себя вечным другом «Зеленых шапок»: овцы не гибнут больше от страшного джута![2]
Старик жил в кишлаке Сары-Бай, и, если он прискакал за пять верст, значит стряслось недоброе.
Не слезая с разгоряченного коня, Сулейман рассказал, что ночью в кишлак приехали неизвестные люди; они раздали манапам[3] английские ружья и по сотне патронов. Сегодня манапы ждут в долине курбашей[4] — Мангитбаева и Джаныбека-Казы.
Сидоров поблагодарил старика и посоветовал переждать день-другой на посту.
— Седая борода не сделала Сулеймана трусливым козлом! — гордо ответил чабан и круто повернул обратно.
Сидоров направил свою низкорослую лошадь-киргизку в горы: теперь на дороге могли оказаться басмаческие засады.
Едва утих звук копыт, как приподнялся полог крайней юрты. На пороге появился человек в ватном халате, с черной острой бородкой и отекшими веками. Приостановился, прислушался. В рассветной тишине тонко звенел ручей.
Человек подошел к пасущимся за юртой стреноженным лошадям, распутал одну из них и наметом поскакал за Сулейманом…
Сидоров ехал по узкой, крутой тропе. Глубоко внизу лежала Алайская долина. Сквозь просветы в облаках виднелась протекавшая вдоль ее бурная Кызыл-Су.
Весна наступила совсем недавно, но река, размывая песок и глину, уже окрасилась в бледнокирпичный цвет, оправдывая свое название — Красная вода.
По берегам Кызыл-Су зеленели луга ковыля и мятлика, на склонах среди трав виднелись кусты терескена и одинокие березы, храбро взбежавшие под самые облака навстречу стройным, серебристым тяньшанским, елям. Выше, где летом цветут лиловые фиалки и красные маки, еще не стаял снег, подновленный ночной порошей.
У переправы через ручей старшина остановил лошадь и соскочил на землю. От его взора не ускользнули едва приметные в осыпавшейся гальке следы копыт. Много следов. На противоположном берегу были хорошо видны влажные отпечатки копыт. Неизвестные всадники проехали здесь совсем недавно. Лошади, судя по короткому шагу, были тяжело нагружены и устали от дальнего пути.
«Басмачи… Везли оружие». Сидоров снова свернул в сторону.
2Остаток ночи Воробьев — начальник заставы Ой-Тал — продремал, сидя за столом. Он вскочил с табурета, едва услыхал за окном цокот копыт.
— Куприна не встретил? — спросил Воробьев у вошедшего старшины. — Я послал его с четырьмя бойцами вам в подкрепление.
— Не встретил, — ответил Сидоров. — Я ехал тропой Раздумья. В Сары-Бае басмачи…
— Веселое дело! — всердцах сказал Воробьев, выслушав тревожные вести.
Обстановка прояснялась и в то же время запутывалась: всю ночь из самых различных пунктов поступали сведения о появлении в горах басмачей. Однако до приезда Сидорова не было известно, что их целые сотни и что они уже так близко. Чего доброго, Куприн угодил к ним в лапы. Будь телефон, все обернулось бы по-другому, о басмачах давно знала бы комендатура. Воробьев с досадой вспомнил о разрушенной лавиной телефонной линии. Раньше июня ее не восстановить.
На заставе осталось всего пятнадцать бойцов. Распылять силы и направлять в кишлаки новых пограничников безрассудно: попадут в засады.
Старшина спешил обратно на пост. Прощаясь с ним, Воробьев сказал:
— Если Куприн не прибыл, уничтожь документы и продукты и пробивайся сюда.
Забыв утолить жажду, Сидоров вскочил в седло и дал шпоры…
3Вместе с командиром отделения Куприным на усиление поста Кашка-Су направлялись пограничники Сомов, Охапкин, Багиров и Гребешков.
На рассвете 15 апреля они въехали в расположенный на пути кишлак Сары-Бай и тотчас были окружены тремя десятками басмачей.
Куприн обнажил клинок и врубился в гущу бандитов. Ударами сабель басмачи вышибли у него клинок, а потом и наган.
У Багирова и Сомова сразу были убиты лошади, и не успели пограничники подняться с земли, как их оглушили ударами прикладов.
