Богдан Сушинский - Черный легион
Майор Вальтер Унте добрых пять минут изучал документы, потом столько же, не стесняясь, вешний вид этого, появившегося черт знает откуда и зачем, соотечественника. На вид — лет сорока пяти. Бледность худощавого лица, с которого еще не улетучились усталость и неуют дальней дороги, не могла скрыть его прирожденной надменности, а круглые запотевшие очки — настороженности усталых белесых глаз. Под расстегнутыми полами измятого легкого пальто, в котором скитальцу уже становилось жарковато, просматривался ладно скроенный, почти новый, хотя и довольно изжеванный дорожными неудобствами, костюм.
— Так что вас могло заинтересовать в штабе группы «Центр»? — вновь, уже в третий раз, спросил майор, возвращая фон Герделеру его паспорт. Однако теперь тон стал повежливее.
— Простите, майор, вы из контрразведки?
— Майор Унте, — едва заметным движением плеч изобразил он нечто подобное стойке «смирно». — Из штаба группы армий. Разговоры в контрразведке вам еще предстоят.
— Меня это не смущает, — как можно спокойнее, почти небрежно обронил Герделер. — Если уж я проделал сюда путь из Германии, то вовсе не для того, чтобы расшаркиваться перед офицерами абвера или СД. Но вы, майор Унте, оказали бы мне большую услугу, если бы помогли как можно скорее попасть в кабинет фельдмаршала. Впоследствии фон Клюге будет признателен вам не меньше, чем я.
— Вы так считаете? — грубоватое, обветренное лицо майора не знало, что такое ироничная улыбка, а то бы она, конечно же, появилась. — Мне бы вашу уверенность. Что за вести вы принесли из Германии?
— Воспоминаниями о родине я поделюсь с вами несколько позже, как только меня определят на постой или в гостиницу, где смогу достать из своего чемоданчика бутылку хорошего французского вина.
— Хорошего? Французского? Какой разведке известно мое пристрастие?
Майор, кажется, лишь теперь обратил внимание на маленький дорожный чемоданчик, который фон Герделер все время старался держать как бы позади себя. Отправиться в столь далекий и трудный путь с таким скудным багажом мог разве что человек, которого здесь, на отвоеванных у русских землях, не интересовали ни поместья, ни заводы, ни бизнес. Правда, теперь желающих приобрести все это поубавилось. Но Унге прекрасно помнил, сколько жаждущих осваивать восточное пространство пробивалось, словно паломники к святым местам, к штабам армий группы «Центр» еще даже летом прошлого года.
— Своими воспоминаниями о фронте обещаю с вами не делиться, — мрачно заверил майор. — Но ваши выслушаю охотно. Озверел от тоски по Германии.
— Что вполне естественно.
Еще несколько мгновений майор колебался.
— Пойдемте со мной. Пожалуй, попытаюсь помочь вам попасть на прием к командующему. Хотя это непросто.
— Такие услуги не остаются без проявления благодарности, — сухо напомнил ему фон Герделер.
— Что тоже вполне естественно, — не отличался изысканностью манер Унге.
«Знал бы ты, майор, с кем говоришь, — подумал он, снимая очки и смеривая офицера высокомерным взглядом прищуренных близоруких глаз. — Ничего, придет время, и я напомню о себе, если только русская земля Не поглотит тебя. И придет оно довольно скоро».
Страх, сковывавший Герделера в первые дни, когда они с генерал-полковником Беком[5] только-только разворачивали вербовку единомышленников, готовых, а главное, способных свергнуть Гитлера и взять власть в свои руки, теперь сменился почти мессианской верой в свое предназначение, нетерпеливым ожиданием конкретных действий.
Уже сейчас их поддерживает такой мощный генералитет, такой цвет германской армии, что даже если фюрер и узнает имена заговорщиков, вряд ли он решится арестовывать их. Кстати, Бек и начальник Общеармейского управления, заместитель командующего армией резерва сухопутных сил генерал-лейтенант Фридрих Ольбрихт давно имеют веские доказательства того, что руководство гестапо и даже СД знает об их планах. Знает, но не препятствует. А не препятствует потому, что и там понимают: пора менять политику рейха. Вносить в нее коррективы, на которые сам фюрер никогда не пойдет. На которые, скорее всего, он попросту не способен.
В приемной фельдмаршала Клюге, когда адъютант уже заверил фон Герделера, что командующий примет его через пятнадцать минут, майор Унге нескромно напомнил доктору:
— Не думайте, что я забыл о бутылке французского.
— Ваши услуги будут оплачены значительно выше, — так же вполголоса заверил его Герделер. — Советую исходить из этого.
Лицо майора покрылось маской грусти. Из этого почти эпохального намека он извлек только ту истину, что с мыслью о бутылке придется распрощаться. Дальше такого толкования его фантазия, как видно, не распространялась.
5
Ночное нападение на станцию было внезапным и дерзким.
Уже в первые минуты боя запылала цистерна с горючим, и казалось, что это горит и плавится не бензин и металл, а сама земля вдруг разверзлась, извергая всепожирающее пламя свое, в котором зарождался кратер нового вулкана.
Бросившись — на удачу — к ближайшему вагону, Курбатов и Тирбах сбили пломбу и обнаружили, что он забит ящиками с гранатами.
— То, что нам нужно! — яростно прорычал Курбатов. — Эй, кто там? Чолданов, Кульчицкий, Тирбах — по ящику — и за мной!
Как только восемь ящиков с лимонками оказались в роще за руинами водокачки, одна из гранат полетела в вагон. И на станции начался настоящий ад.
— Командир, все в сборе! — доложил подполковник Реутов, видя, что к роще приближается последний из группы — Власевич. Он отходил короткими перебежками, ведя прицельный огонь: по людям, вагонам, окнам ближайшего станционного здания. — Пора уходить!
Даже в минуты высшего нервного напряжения, когда все внимание ротмистра было занято боем, он все же успел заметить, что Реутов обратился к нему, употребив слово «командир». До сих пор он, старший по званию, крайне неохотно признавал сам факт старшинства Курбатова.
— Быстро разобрали гранаты! — скомандовал ротмистр. — Обходим станцию и вдоль железной дороги движемся на Читу. Пусть считают, что мы ушли в лес или возвращаемся к границе.
Последние слова его взорвались вместе с цистерной. Сразу же вспыхнуло еще несколько соседних цистерн и вагонов, а взрывы перемежались с ревом паровозных гудков.
— Этими взрывами мы наверняка подняли на ноги атамана Семенова, — хищно улыбнулся подпоручик Власевич, заталкивая в рюкзак последние оставшиеся лимонки.
— Имея столько гранат, мы поднимем на ноги даже кремлевского абрека Сталина, — проворчал Иволгин, разбрасывая ящики в разные стороны, чтобы затруднить поиски следов, если красные вздумают пустить овчарок.
