Владимир Буров - Тэтэ
— Ты была очень и очень сильно больна, Надя. — И непроизвольно добавил: — Шесть жизней понадобилось, чтобы победить твою болезнь. Шесть ампул было опустошено.
— Спид их выпил и сдох, — тихо сказала Надя.
— Да. Наверно, так это и было.
Она лежала под простыней в больнице, куда положил Надю ее отец академик. Василий просто боялся элементарной накладки типа заражения крови при операции вшивания ампул. Он очень волновался.
— Я ни разу не ходила в туалет, — сказала Надя через три дня. Она все еще не вставала с кровати и ходила в утку. — Это так должно быть? — прошептала она на ухо Василию.
— Ты себя нормально чувствуешь? — спросил Василий. — Температуры нет? Озноб больше не бьет?
Два дня у Нади была температура сорок один, она потеряла сознание. Только приборы, соединенные множеством проводов с датчиками на всем теле Нади, показывали Василию, что все нормально. Хотя и ему иногда казалось, что Надя умерла. Все жизненные системы почти замерли. Как перед смертью. Только пульс был сто тридцать. А потом она действительно умерла. Как Джульетта. Как царевна, к которой ехал королевич Елисей. Только приборы показывали, что какая-то жизнь в этом теле еще есть. Только датчик, контролировавший гипоталамус, показывал, что жизнь еще здесь.
И вот она очнулась и уже три дня была в нормальном состоянии.
— Опусти руку вниз, — сказал Василий.
— Куда вниз? — спросила Надя. — Туда?
— Туда.
` Надя опустила руку и сказала:
— Там гипс. Я ничего не чувствую. А? Я ничего не понимаю. Что ты сделал?!
— Не бойся, ты женщина, но половых органов у тебя нет.
— Как у куклы? — спросила Надя.
— Да, — сказал Василий, — но я ничего не трогал. Это произошло само собой. Шифр Ферма изменил жизненную часть твоей ДНК.
— Изменился мой жизненный КОД?
— Да, ты другой человек. Я боюсь только одного.
— Чтобы ты не стала кикиморой. Жаль будет, если такая прекрасная дама пропадет, — добавил он.
— А ты не мог это заранее предусмотреть? Ты же гений, Вася!
— Как получаются лешие и кикиморы я пока еще не понял.
А потом Василия Мелехова забрали в армию. И он не смог проследить за дальнейшим выздоровлением Нади. В больницу пришла ее сестра и взяла все в свои руки.
Армия
Полковник Горюнов заперся в своем кабинете. К счастью в его дивизию не рвались проверяющие. Полковнику удалось списать несколько ракетных установок ИГЛА. Будто бы они сломались, так как отслужили свой срок. Ему разрешили переделать их в учебные. А на самом деле ракетными установками еще можно было пользоваться.
И все же комиссия приехала. У ворот части остановился ШЕСТИСОТЫЙ. Кто бы это мог быть? Когда полковник узнал, что это московский фээсбэшник, с которым они встречались в Мумии, то передал на Первый Пост, чтобы не пускали.
— Совсем оборзели! — громко сказал он, ни к кому персонально не обращаясь. Какой-то, блядь, майор прется прямо в мой штаб. Хуй вам! Не пускать!
— Он говорит, что к Вам по личному делу, — сказал дежурный капитан с Первого Поста.
— Как ты говоришь его фамилия?
— Литовский.
— Литовский? — Полковник потер лоб. Он переспросил: — Литовский или Литовская?
— Одет, как мужик, — ответил дежурный.
— А при чем тут одежда? Ты проверь удостоверение.
— Он не дает в руки. Как я проверю? Вдруг он потом меня в каталажку закатает? — ответил дежурный.
— Я тебя сам раньше закатаю, — сказал полковник.
— Ну да, это тот хуй из Москвы. Тогда в Мумии он тоже сначала представился майором Литовским. А потом оказалось, что это Литовская. Как уж она там говорила? Как уж его звать-то не помню… — И добавил: — По личному говоришь?
— Да, — подтвердил капитан.
— А ты намекнул ему, что по личным вопросам я принимаю в банкетном зале этой самой Мумии?
— Да все сказал, — ответил капитан.
— Ладно, — полковник щелкнул пальцами, — пропусти. — И добавил: — Без моего прямого указания не выпускать ни в коем случае. Ты понял?
— Ты понял?
— Так точно.
— Хорошо понял? — спросил еще раз полковник и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Литовский вошел и сразу весело спросил:
— Ну ты чё, Виктор Алексеевич, забаррикадировался?
— Я? Да нет, ты что? Я просто сначала не мог понять, кто это тут ко мне ломится. — Он тоже хохотнул.
— Для ваших офицеров я лучше буду майором Федором Литовским, — сказал вошедший. И продолжал, не давая полковнику спросить, чем это лучше: — А то вы понимаете, шуры-муры. А я это не люблю.
Они сели обедать в офицерской столовой. Правда, в отдельном кабинете командира дивизии. Принесли сочные говяжьи стейки, накрест политые красным соусом.
— У тебя здесь служит… — начал Литовский, но Горюнов прервал его.
— Да у меня здесь многие известные люди служат.
— Я говорю про еду, — указал ножом Федор Литовский на стейк. — Как в настоящем кабаке.
— Так и я имел в виду шеф-повара.
Они подняли бокалы с греческим коньяком.
— Кстати, — сказал Литовский, — ты тут успел загрести в армию одного парня из этого города.
— По закону о воинской обязанности.
— Разве уже есть такой закон, служить там, где живешь? Ведь он же родился в этом городе.
Горюнов помолчал, сделал большой глоток греческого и подумал, что дело плохо. Кажется, этот фээсбэшник что-то знает. Зачем ему спрашивать про какого-то солдата?
— Вы не против, если я буду продолжать называть Вас Федром? Я ведь тогда не поверил, что вы женщина.
— Серьезно?
— Если серьезно, то я уж и не знаю, что сказать. Честно говоря, я даже не помню вашего женского имени. Как это?..
— Да не надо и вспоминать. Хорошо?
— Я не против. ФСБ и есть ФСБ. Тут даже и не поймешь сразу, какого оно рода. Простите за удачную шутку. — Полковник отрезал кусок сочного мяса и продолжал:
— За него походатайствовали. И я решил оставить парня здесь.
— А вы знаете, — Литовский отправил последний, уже немного остывший кусочек в рот, — что было указание из самой Москвы не трогать этого экстрасенса? Ох, вкусный! Особенно этот, последний, — Федор положил вилку и взял широкий бокал с коньяком. — Думаю, вы этого не знали.
— Почему не знал? Знал, — ответил полковник.
— И все-таки решили пойти против Москвы.
— Я знал, что запрет относится к майору. Зачем мне майор? Он давно отслужил своё. Решил на пенсии потрахаться и подзаработать. Если у него были такие способности, мне что за дело. Сам бог велел после армейского воздержания — слово на е с приставкой: по. — А если он мог за это еще и деньги получать… Ну что я могу тут сказать? Аморально, конечно. Но не мне его судить.
