Виктор Сафронов - Жди свистка, пацан
Через несколько часов от невыносимой духоты и смрада Алексей проснулся. Страшно хотелось пить. В темноте, нащупав стоящую на тумбочке минеральную воду, не наливая в стакан, прямо из горлышка он не отрываясь, выдул весь литр тепловатой и не приносящей облегчения воды. Смачно срыгнул. Оттер губы. Хотел, было опять завалиться спать, но что-то мешало.
Он проверил переданные для сохранности ценности. Куртка перекрутилась, деньги лежащие за подкладкой сбились в ком. Все было на месте.
Ситуация запутывалась еще больше. Ценности есть, а преступных посягательств на них нет. Очень странно все это. Конечно, если бы сейчас на соседней койке спал специалист-психиатр, можно было его разбудить и выяснить причину отсутствия сна в здоровом теле.
Еще лучше, если бы вместо психиатра там примостилась пышногрудая гражданка с платиновыми волосами, желательно без комплексов, но с легкодоступным для сексуальных утех телом. Но ни того, ни этого — не было. Приходилось выкручиваться самому и, включать аритмично мерцающее подсознание.
Опаньки! На подсознательном уровне почувствовал, происходит что-то неприятное. Он напрягся и прислушался. Сначала возникло чувство тревоги, которое очень скоро переросло в состояние надвигающейся неизвестно с какой стороны опасности. Он прислушался более тщательно.
Большое помещение жило своей нервной и взбалмошной жизнью. Правда, вместо буколического пасторального стрекота цикад и пения птиц в залегшей цепи стройбата раздавались иные звуки. Народ храпел. Без натуги, но очень громко портил воздух, исторгая из себя кислые зловонные пары и газы испорченных желудков. Кто-то во сне кричал. Чей-то голос по-украински жалобно звал маму. Все было как обычно, но чего-то в этой сонной и разнообразной многоголосице не хватало.
Алексей посмотрел на соседнюю койку туда, куда несколько часов назад укладывал Механика. Сквозь серые подвальные сумерки явно различался скомканный пригорок одеяла. Между кроватями валялась подушка, но его самого не было. В этом и было скрыто ощущение опасности. На всякий случай Алексей рукой похлопал по соседской кровати и заглянул под нее.
Странно, Степан Андреевич Рюриков даже после похлопывания все равно не появился. Было от чего прийти в смятение.
Как не притягивала подушка буйную головушку, как не манила теплотой и уютом, Алексей решил подняться и посмотреть, куда исчез наставник.
В своих целенаправленных поисках Алексею далеко выдвигаться не пришлось. Из-под двери в помещение, где сегодня с ним и с остальными участниками стройки, т.с. «остарбайтерами» проводился денежный расчет, пробивался робкий лучик света. Пробивался и затухал. Опять пробивался и опять затухал. Такое бывает когда, кто-нибудь двигается у ярко горящей лампочки. Скажем, белье развешивает или гимнастику производственную исполняет под музыку Вивальди… Под старый клавесин… Но сейчас не об этом.
Сейчас нашего следопыта захватила резкая и агрессивная шипучесть среды, в которую он собирался срочно окунуться.
Глава 15 АЛЕКСЕЙ ГУСАРОВ. ЗАЩИТА СЛАБЫХ
Наступил хорошо известный ему с давних времен момент покалывания в кончиках пальцев, похожий на ощущения во рту после первого глотка шампанского.
Эксперимент над живым человеком?
Сейчас торопиться — себе вредить.
Так? Что за дверью?
Комната. И не просто комната, а сквозная… С одной стороны она примыкает к длинному коридору, в котором находились помещения для жилья, а с другой — выводила на черный ход… Как правило, она все время закрыта… Пожара не было чего зря стараться и держать открытой? Еще эти разбалованные немцы сопрут чего… Закрыли и проблема с головы долой… Но та дверь, которая сейчас была перед ним, явно была открыта.
Вот за этой самой дверью определенно что-то происходило. При чем, это «что-то» носило довольно странный характер. Из-за двери раздавались глухие, шмякающие звуки очень похожие на удары в живую боксерскую грушу. Тот, кто избивал ногами лежащего без сознания и уже обобранного прохожего хорошо знает этот звук. Недостаточно ясные звуки сопровождались ясными и отчетливыми, с сухим хрустом ломаемых костей вскриками и жалобным мужским плачем.
— Не давайте ему терять сознание, — услышал Алексей знакомый голос. — Водой его, падлу, отливай… Да, не брызгай так, сука, и так измазался…
Опять удары, хруст ломаемых костей и тот же голос.
— Где деньги, старый засранец? — и через несколько секунд совсем уже неприятное. — Вот же, старый козел, обосрался по самые уши, а мы его еще и не били по настоящему…
Голос принадлежал Семе-Солдафону. Даже если и не ему, а кому-то другому, Алексей, как цельная и любознательная натура, все равно заглянул бы в помещение, откуда раздается мужской скулящий плач.
* * *
Когда голос за дверью принадлежит твоему явному недоброжелателю, да еще с угрозами в чей-то адрес, наступает момент игнорирования того, чему тебя учили в молодые годы. Алексею пришлось отказаться от правил хорошего тона и элементарных приличий связанных с тем, что воспитанные люди приходят только по приглашению, а перед тем как зайти обязательно стучаться или, в крайнем случае, звонят.
К удивлению для Алексея, в причитаниях и всхлипах ему также почудилось, что-то очень знакомое. Стоять под дверью теряться в догадках и подслушивать было не хорошо. Этому правилу его достаточно жестоко обучили еще в отчем доме.
Что за черт?
Ощутилась потребность выяснить, кто именно всхлипывает и почему? Думать о том, что это может быть Рюриков, даже в голову не приходило. Сколько там имелось типусов с отрицательными, а может даже и преступными намерениями, было не ясно? Опять проклятые вопросы бытия.
На фоне всеобщего равнодушия и лжи хотелось живительной правды. А правда всегда связана с риском… Исходя из сложившейся ситуации, пришлось проигнорировать и риск, и воспоминания о том «что такое хорошо и, что такое плохо».
Ударом ноги с разворота он аккуратно открыл дверь.
Та рухнула вместе с дверной коробкой, накрыв стоящего за ней человека.
Вот так посрамив хваленное немецкое качество, ему пришлось зайти в помещение.
* * *
Открывшаяся его взору картина, совсем не напоминала акварельные наброски, присланные для участия в детском конкурсе «В каждом рисунке — солнце».
Пытливый взгляд, возможно будущего балетомана или литературного критика, выхватил из представшей его взору композиции элементы криминальной хроники, изображенной в известной картине Бориса Иогансона «Допрос коммунистов».
