Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю
«Воронье, — подумал он. — Слетелось — и уже делит награды. А я должен зарабатывать их...»
Злоба уже закипела в нем, хотел бросить что-нибудь резкое, но в комнату вошла служанка и доложила, что стол накрыт. И все двинулись в столовую, живо переговариваясь, торжественные и радостные.
21
Полковник Карий приехал на импровизированный аэродром за Квасовом во второй половине дня. Бобренок доложил ему, что для принятия вражеского самолета все готово. Карий попросил воды и, напившись, сообщил: пришла радиограмма из «Цеппелина» — в два часа ночи необходимо зажечь огни. Гитлеровцы подтвердили, что самолет приземлится именно сегодня ночью.
— Дополнительных инструкций агентам не было? — спросил Бобренок.
— Нет. — Полковник говорил, будто читал радиограмму: — Ждите самолет шестого. В два часа ночи зажгите огни. — Вдруг улыбнулся одними глазами и добавил совсем другим тоном: — Сегодня, товарищ майор, решающая ночь, сейчас все зависит от вас, от того, как встретите дорогих гостей.
Подошел Толкунов, козырнул полковнику. Видно, услышал конец фразы, потому что произнес:
— Мы готовы, но прилетят ли?
— Сегодня ночью.
Капитан возразил:
— Ночью может пойти дождь, или вдруг что-нибудь изменится.
Бобренок осуждающе посмотрел на него: что за манера — всегда во всем сомневаться? Сказал уверенно:
— Синоптики обещают хорошую погоду.
— А-а... синоптики... — махнул рукой Толкунов, недвусмысленно выразив свое отношение к метеослужбе.
Полковник положил конец его сомнениям, сказав:
— Думаю, что немцы прилетят все же сегодня. Точнее, завтра ночью. Покажите, что у вас сделано?
Карий направился к площадке, подготовленной для посадки самолета, ступая так, словно шел не по лесу, а впереди воинской части и на параде — верный признак, что полковник пребывал в хорошем настроении, — и майор, неодобрительно глянув на Толкунова, последовал за ним.
Они вышли на тщательно расчищенное и приготовленное для встречи вражеского самолета поле.
— Посадка с той стороны? — кивнул полковник налево.
— Да.
— Вы знаете, майор, в чем заключается ваша главная задача?
— Думаю, да.
— Прошу объяснить.
— Самолет не должен подняться в воздух, если экипаж почувствует опасность в момент приземления.
Полковник довольно хмыкнул.
— И что сделано для этого?
— Прошу... — Бобренок совсем по-граждански махнул рукой, приглашая Карего идти за ним. Метров через двадцать остановился. — Осторожно, товарищ полковник, — предупредил, — а то можете сломать ногу. — Нагнулся и показал замаскированную канаву, тянувшуюся поперек всего поля. — Видите, — произнес он без удовольствия, — ее и сейчас, днем, заметить трудно, а что уж говорить про ночь? Этой канавы будет достаточно для повреждения любого шасси.
— А если они обнаружат канаву во время посадки?
— Исключено. Огни будут гореть с той стороны, должны остановиться, не доехав.
— Прекрасно! Какие еще сюрпризы приготовили дорогим гостям? Прожектор установлен?
— А как же! Напротив взлетной полосы. В случае чего мы ослепим экипаж. Никуда не денутся, товарищ полковник. Соорудили блиндажи, замаскировали их, видите, ничего не заметно.
— Да, не заметно, — согласился Карий.
— Все поле простреливается, мышь не спрячется. Даже если целый десант высадится, мы его встретим. С той стороны в овражке расположен взвод бойцов. Каждый четко знает свое задание. Думаю, осечки не будет.
— Кажется, все в порядке, — одобрил Карий. — Но почему всегда возникают непредвиденные обстоятельства? Сложная наша жизнь, майор.
— Не то слово, товарищ полковник.
— Как будете встречать их?
— Как и договорились.
— Нового ничего?
— Нет. Когда самолет остановится, к нему подойдут радист и Олексюк. Поздравят экипаж со счастливым прибытием. Разговаривая, постараются выяснить дальнейшие намерения диверсантов, а потом кто-нибудь из них включит фонарик. Это — условный сигнал нашей оперативной группе. Тогда и начнем их брать.
— Живыми, обязательно живыми.
— Такое задание дано. Группу захвата возглавит Толкунов.
— Ясно, майор. А какое настроение у Олексюка и радиста? Не подведут?
— Мы им все показали. И канаву, и прожектор, и блиндажи. Чтобы знали: у диверсантов нет ни одного шанса, в крайнем случае все лягут на этом поле. И они вместе с ними. Считаю, сделают все, чтобы облегчить свою судьбу.
— Посмотрим на блиндажи, — распорядился полковник.
Они прошли к первому блиндажу. Его нельзя разглядеть и в нескольких шагах: так хорошо был замаскирован. Тут был установлен крупнокалиберный пулемет, только он один мог скосить экипаж самолета и диверсантов в течение нескольких секунд, а таких пулеметов установили четыре.
Прощаясь, сказал Бобренку:
— Есть сообщения нашего человека из «Цеппелина». Немцы собираются забросить какого-то очень важного агента. Считаю, именно сегодня он и прилетит к вам. Акция запланирована главным управлением имперской безопасности, она на контроле у самого Кальтенбруннера. И вот что, этого диверсанта принимал Скорцени, может слыхал о таком, он освободил Муссолини. Скорцени подарил этому типу талисман — брелок для ключей в виде бронзового чертика. Вы тут смотрите, если обнаружите у диверсанта такой брелок, берегите этого прохиндея, как самих себя. Ясно?
После захода солнца сразу посвежело. Поднялся восточный ветер, он принес рваные тучи, потом они стали гуще, но полностью так и не затянули небо.
Бобренок сидел на бревне возле блиндажа, рядом пристроился Толкунов, он все же поспал, и майор смотрел на него с завистью. Немного нервничал. Потом спустился в блиндаж, где под охраной двух солдат сидели Олексюк с радистом. Те, увидев майора, встали. Бобренок махнул им рукой, спросил:
— Ну как?
Олексюк понял его.
— Все, как договорились, гражданин майор! — Он подобострастно улыбнулся, и Бобренку почему-то стало противно — резко повернулся и вышел из блиндажа.
А по небу мчались тучи, и время уже приближалось к полуночи.
Стал накрапывать дождь, и майор надел ватник. Еще раз обошел вокруг поля: тишина и покой, только ухает сыч, обманутый этим спокойствием.
Затем Бобренок спустился в блиндаж, где сидел Толкунов. Они налили из термоса по чашке горячего чая. Пили, обжигая губы, молча и сосредоточенно. Стрелки часов уже приближались к двум.
Без пяти два майор отдал приказ зажечь костры, и они вспыхнули почти мгновенно, как-то зловеще освещая путь вражескому самолету.
