Михаил Март - Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино
Закинув свой вещмешок подальше за чемоданы, Павел взял водку, прополоскал горло и вышел в коридор. Вряд ли пассажиров могли заподозрить в диверсии — начальство перестраховалось и очистило станцию от лишних людей. Возле каждого вагона охрану не выставишь, а станция считается стратегическим объектом. Ничего не изменилось в стране за последние пять лет. Произвол оставался произволом.
Он прошел до конца вагона и в купе проводника увидел девушку в железнодорожной форме. Взглянув на мужика с бутылкой водки в руках, она вздрогнула.
— Я не кусаюсь, подруга. А где твой напарник?
— Вы что, не знаете? Всех мужчин увели на работы, кроме военных.
— А где военные?
— В нашем вагоне их не было.
— А женщины?
— Тоже куда-то увели. Я не знаю. По одному проводнику на вагон оставили, вещи стеречь.
— От кого?
— Не знаю. Нам не объяснили и из поезда выходить не велели.
— А про меня забыли. — Павел притворился пьяным и изредка рыгал. — Что за деревня? Почему стоим?
— Судженск. Транспортная развилка. Я не знаю, почему стоим.
— Что за река здесь?
— Обь. До нее еще десять километров.
— Занесла нелегкая. Вагоны чистили солдаты?
— Военные. С автоматами.
— И сколько же времени я не просыхаю?
— Восьмые сутки.
— Кто же вас кормит?
— Кухня на колесах. Два раза в день на платформу к третьему вагону подвозят, и все выходят с котелками. Еще хлеб дают.
— Ага! Получил паек и обратно в зону, сделали из поезда концлагерь. Умеют наводить порядок.
— Если вас увидят, то заберут.
— Не выдашь — не возьмут.
— Никто вас не выдаст, если сами на перрон не вывалитесь. Клубнев зашел в купе и осмотрел вешалки.
— Форма твоего напарника? — спросил он, указав на висящий китель и фуражку.
— Да. Его в одной рубашке увели, а документы у всех забрали.
— Я кителек одолжу на время.
— Он вас не спасет.
— Поживем увидим.
Китель пришелся впору, и фуражка тоже.
— Бывай, подружка, бог даст, свидимся.
В следующем вагоне Клубнев нашел целую бутылку коньяка, он и ее прихватил с собой. В купе проводника сидели четыре женщины и что-то громко обсуждали. Ему удалось проскользнуть незамеченным.
Четвертый вагон от конца оказался «мягким». В таких условиях ездят важные персоны и лучше им не попадаться на глаза. Но не получилось — из туалета вышел обритый наголо мужчина лет сорока пяти в хромовых сапогах, офицерских галифе на подтяжках, и белой нижней рубахе. Они едва не стукнулись лбами.
— Ты откуда взялся, хмырь болотный? — рявкнул лысый.
— Только не думай, что тебе одному гулять можно. Если хожу здесь, значит, надо.
Лысый оторопел от такого хамства.
— Чекист, что ли?
— Много вопросов задаешь.
— Ты знаешь, кто я такой?
— А мне насрать. Где-нибудь ты и «кто такой», а здесь ты пассажир, пока я в это верю.
— Ну ладно, ладно, не ерепенься. Коньяк не тяжело таскать?
— Тяжело, пока в руках. Могу поделиться.
.— Оно бы в самый раз было.
— Есть стаканы?
Они прошли в купе. Два дивана, окна зашторены плюшевыми занавесками, на вешалке — мундир майора внутренних войск, портупея с расстегнутой кобурой без пистолета и фуражка. На столе — два стакана, вяленая рыба, сушки с маком и банка со шпротами.
— Паек доедаешь, майор, местная бурда тебе не по вкусу?
— Что спрашиваешь, если знаешь. Садись.
Клубнев подошел к столику и понюхал стаканы.
— Пили дня два назад. Зубровку. А где твой приятель?
Майор напрягся.
— Нет у меня приятеля. Жену увели в заложницы, меня оставили.
— Женщины не пьют зубровку стаканами.
— Моя пьет. Разливай.
Клубнев откупорил бутылку и наполнил стаканы.
— Со знакомством.
— Меня зовут Виктор, — представился майор.
— Андрей.
Выпили залпом, закусывали рыбой.
— Этапы перегоняли из Владивостока в Магадан?
— Откуда знаешь?
— Рыбку вялили на Колыме. Серебристая кефаль. Хорошая штука, только ее мало, на материк друзьям отправляют в качестве подарка. А шпроты дальневосточные. Вот и вся хитрость, Витя.
— Наливай еще.
Выпили. Майор начал заметно хмелеть.
— На Колыме перемены. Генерала в Москву вызвали, и он не вернулся. Жди неприятностей, коса косит без разбора. Подвернулся случай перевестись в Свердловское управление, вот я со своим замом и сорвался. А тут на тебе, в ловушку угодили.
— Сегодня в Магадане генерал пропал, завтра в Свердловске. Не набегаешься.
— Это ты верно заметил, Андрюша. Бегай, не бегай, в итоге клетка одна на всех.
— Пистолет твой куда делся? В кармане его нет, галифе не топорщатся. Под подушкой тоже нет. Я сижу на твоем диване, а ты на месте жены. Колись, Витя.
— Глазастый, гад! Точно, чекист. Может, ты и прав, пора колоться, бежать мне без жены некуда. А его все равно найдут. Только я тут ни при чем. Шальной парень был.
— Где он?
— Идем, покажу.
Майор встал и вышел в коридор, немного покачиваясь. Осмотревшись по сторонам, достал из кармана ключ и открыл соседнее купе.
Клубнев зашел первым.
Мужчина в кителе капитана сидел на диване, положив голову на столик. В правом виске зияла черная дыра, на щеке запеклась струйка крови. Правая рука, сжимавшая пистолет, безвольно повисла.
— Самострел чистой воды, — пробурчал майор.
— А пистолет твой?
— В том-то все и дело. Его ствол я в своем чемодане запер, будто мысли его прочитал. Молодой, горячий и дурной.
— Ну о дурости говорить рано, труп к психиатру на обследование не направишь. Выкладывай свою версию, майор.
— Мы купили два купе. Одно я с женой, другое он с женой. Об отъезде знали за два дня. Сашка ревнив был как черт. И не без оснований. Жена у него — краля высший сорт. Поезд стоит на парах, а ее все нет и нет. Он без нее садиться не хотел, его силой впихнули. Тронулись. Километров десять отъехали, а тут проводница из соседнего вагона приходит и передает ему записку. От открыл и видит Нюркин почерк. Так, мол, и так, люблю другого. Моряка. Из порта уехать не могу, прости, что не призналась раньше, думала, пройдет, а когда дело дошло до выбора, то поняла, останусь с ним. Прощай и не поминай лихом. Двое суток капитан не ел, не пил, не спал, молчал. Когда мы здесь застряли и всех гражданских увели, меня тоже подкосило. Достал запасы зубровки, позвал его выпить. Несладко стало, как только Василису уволокли. Выпили. Дальше я не помню, отключился. Проснулся утром — Сашки нет. Я пошел в его купе, остальное ты видишь сам. Я ничего не трогал и даже заходить не стал. Спер у проводника вагонный ключ и запер купе. Двое суток прийти в себя не могу. Пистолет мой, но трогать его боюсь.
— Где записка от жены?
