Брет Гарт - Кресси
Учитель придал своему лицу заинтересованное выражение, но дядя Бен продолжал все тем же вялым, медлительным тоном.
— Я напал на эту мысль, вроде бы сказать, на тропе, как в школу идти. Там, под кустом, письма раскрытые валялись, они мне и подали ее. Я их подобрал и принес сюда.
Одной рукой он не спеша вынул из кармана пачку писем, а другой придвинул стул, на котором сидел, поближе к учителю. Но учитель, сверкнув негодующим взглядом, поднялся и протянул руку.
— Это мои письма, Дэбни, — строго проговорил он. — Они украдены из моего стола. Кто посмел их взять?
Но дядя Бен будто случайно выдвинул локоть и загородил от учителя добычу Сета.
— Так, значит, все правильно? — сказал он спокойно. — Я принес их сюда, потому что думал, не помогут ли они найти мою жену. Потому как эти письма писаны ее рукой. Помните, я говорил вам, что она женщина образованная?
Учитель, онемевший и без кровинки в лице, повалился на стул. Дико, невероятно, немыслимо прозвучало это известие, и все-таки он инстинктивно чувствовал, что это правда.
— Сам я их разобрать не мог, вы знаете. Другого никого просить, чтобы прочитали мне, не хотел, вам понятно, почему. Вот и решил побеспокоить вас. Мистер Форд, как друга.
Учитель отчаянным усилием вернул себе дар речи.
— Это невозможно. Дама, которая их писала, не носит вашего имени. Более того, — прибавил он быстро и непоследовательно, — она совершенно свободна и даже собирается замуж, как вы могли бы здесь прочитать. Вы глубоко заблуждаетесь, почерк, может быть, и похож, но все-таки это не почерк вашей жены.
Дядя Бен медленно покачал головой.
— Ее почерк, тут никакой ошибки быть не может. Когда человек столько времени разглядывал ее письма ко всяким знакомым, так сказать, со стороны, мистер Форд, мало вероятности, что он ошибется. Другое дело, когда замечаешь только смысл, ведь те же слова всякая могла бы написать. А что она не мою фамилию носит, это ничего не значит. Ежели, к примеру, она развод получила, то должна была взять свою старую девичью фамилию, своих родителей то есть. И, стало быть, она все-таки развелась со мной. Так как же она, значит, назвала себя, когда писала это?
Учитель сразу оценил открывшиеся ему возможности и воспользовался ими весьма успешно, ответив с рыцарственным негодованием, восхитившим даже его самого:
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос! Я не намерен допускать, чтобы имя дамы, оказавшей мне честь своим доверием, было втянуто в это скандальное преступление, совершенное против меня лично и против человеческой порядочности. Вор и негодяй — кто бы он ни был — должен будет ответить мне ввиду отсутствия здесь ее законного покровителя.
Дядя Бен взирал на героя этого ослепительного каскада банальностей с нескрываемым восхищением. Он торжественно протянул ему руку.
— Вашу руку, мистер Форд! Если бы нужно было еще одно доказательство, что это письма моей жены, ваша эта речь разрешила бы последние сомнения. Потому что уж кто-кто, а она страсть как любила, когда говорили словно по писаному. Потому у нас с ней и не ладилось, потому я и задал стрекача, что не по моей это части. Тут с малолетства натаска должна быть. Чтобы так шпарить, надо «Хрестоматию» (часть четвертая) знать как свои пять пальцев. А я вот воспитан на Добелле и вам не ровня, да и ей тоже. Ну, а ежели согласиться, что вам и в самом деле не пристало называть ее имя, — я-то ведь могу его назвать? Скажем, к примеру: Лу Прайс?
— Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы! — быстро проговорил учитель, заметно изменившийся в лице при этом имени. — Я решительно не согласен дальше говорить на эту тему, пока не будут раскрыты все эти загадочные обстоятельства, пока я не буду знать, кто и с какой целью посмел совершить этот неслыханный поступок: взломать мой стол и посягнуть на мое имущество. И я требую, чтобы эти письма были возвращены мне сию же минуту.
Ни слова не говоря, дядя Бен вложил всю пачку учителю в руки, вызвав легкое замешательство и даже некоторое неудовольствие последнего, отнюдь не уменьшившееся, когда дядя Бен покровительственно опустил ему ладонь на плечо и с наивной серьезностью пояснил:
— Ваша правда, коли уж вы взяли это на себя и коли Лу Прайс ко мне теперь касательства не имеет, ее письма должны быть у вас. Ну, а насчет того, кто мог их у вас выкрасть, то вы не замечали, чтобы кто-нибудь шпионил за вами последнее время?
В ту же минуту воспоминание о фигуре Сета Дэвиса в школьном окне и о предостережении Руперта Филджи мелькнуло в уме Форда. Очень возможно, что Сет ожидал найти у него письма Кресси и вышвырнул эти, не прочтя, когда обнаружил свою ошибку. Ибо если бы он их прочитал, он бы оставил их, конечно, у себя и показал Кресси. Путаные чувства, пробудившиеся в груди учителя, когда ему стало известно об отношении той, кто писала ему эти письма, к дяде Бену, теперь вылились в жгучую ненависть к Сету. Но прежде чем карать его, следовало удостовериться, что содержание писем ему неизвестно. Форд повернулся к дяде Бену:
— Да, у меня есть кое-какие подозрения, но, чтобы я мог проверить их, я вынужден вас просить пока никому ничего не рассказывать.
Дядя Бен кивнул.
— А когда вы все выясните и во всем уверитесь и надумаете, что теперь вам можно и для меня навести ясность насчет этой самой Лу Прайс, как мы с вами условились ее называть, — точно ли она со мною развелась честь по чести и правда ли, что она снова замуж собирается, — вы тогда мне дадите знать, как другу. А сейчас, я думаю, я больше вас беспокоить не буду, если, конечно, вы не захотите еще выпить со мною в баре. Нет? Ну, тогда до свидания. — Он медленно двинулся к двери, но, уже держась за ручку, обернулся и добавил: — Если будете еще писать ей, черкните, что я, мол, жив-здоров и выгляжу хорошо, чего и ей желаю. Ну, прощайте.
Он исчез, оставив учителя во власти самых противоречивых и, надо признать, не слишком героических эмоций. Вся эта история, имевшая такое драматическое начало, вдруг сделалась попросту смешной, не утратив при этом своей неприятной сложности. Он сознавал, что очутился в роли, еще более нелепой, чем законный муж, чье непобедимое наивное добродушие жалило его, как самая ядовитая издевка. Он уже чуть было не выпалил в ярости, что между ним и той, кто писала эти письма, навсегда все кончено, но вовремя спохватился, что это никак не вязалось бы с его ролью благородного рыцаря, и благополучно избегнул этой новой глупости. Ненависть к Сету Дэвису была единственным оставшимся у него искренним и последовательным чувством, но теперь, после ухода дяди Бена, и в ней обнаружилось что-то надуманное. Форду понадобилось искусственно распалять в себе злобу мыслями о том, что ведь письма и в самом деле могли быть от Кресси и оказались бы запятнаны грязным прикосновением этого негодяя. Быть может, тот даже прочитал их и нарочно швырнул у дороги, чтобы любой мог подобрать. Учитель медленно перебирал страницы, гадая, что мог вычитать в них посторонний человек. Взгляд его задержался на первом листке:
