Глеб Исаев - «Травести»
Тайник отыскала не без труда. Ночью все в лесу лес выглядит совсем иначе, чем днем. Но когда приблизилась к проталине и услышала глухой Минькин рык, с радостью поняла: «Прочесать окрестности у противника ума не хватило».
Быстро выкопала заветный сверток и, позвав за собой радостно поскуливающего пса, отправилась обратно к дороге.
Поймать попутку на ночной дороге дело практически невозможное, но стопка купюр, зажатая в кулаке у одинокой старухи, сделала свое дело.
Водитель груженого щебнем Камаза лишь хмыкнул, когда сумасшедшая старуха, заплатившая за проезд кругленькую сумму, втащила в кабину еще и пса.
— За ваш каприз любые деньги… — Скаламбурил шофер, уважительно глянув на лобастую башку водолаза. — Ты только покрепче держи, мать, а то ежели чего, нас тут всех при сыпет.
Однако до города добрались без происшествий.
«Перехват, похоже, еще и не объявляли», — решила Ольга, засовывая изрядно похудевший бумажник в сумку.
Захлопнув тугую дверь машины и придерживая пса за ошейник, смешная старуха неторопливо двинулась прочь по окраинной улице, и совсем скоро ее нелепая фигура растворилась в предрассветных сумерках.
Глава 16
Пенсионер Патрикеев, хотя и демобилизовался со службы по возрасту, но в душе считал себя все тем же старшиной–сверхсрочником, а потому жил по установленному за многие годы распорядку дня части. Подъем в шесть пятнадцать, зарядка, приборка, ну, а дальше согласно суточному плану. Звонок старенького ВЭФовского телефона, отвлекший бывшего прапора от наведения порядка в маленькой кухне, воспринял с некоторым осуждением. Он дисциплинированно дождался третьего сигнала и четко представился: — Патрикеев у аппарата. Слушаю.
Звонили от Михаил Степановича. Старый знакомец, часто уезжающий в длительные командировки, в очередной раз попросил приютить собаку. За беспокойство старик платил вперед, да и пес у него серьезный, воспитанный. Почти строевой. Потому, выслушав невнятно бормочущий в трубке старушечий голос, прапор сухо отрезал: — Жду вас в девять ноль–ноль, возле жилого помещения.
Назначив время, он решил совместить прогулку, которую именовал строевыми занятиями, со встречей. Поэтому, когда в девять ноль пять возле калитки небольшого домика появилась неопрятная старуха, ведущая на поводке громадную собаку, отставник не удивился.
— Здравия желаю, — Патрикеев внимательно осмотрел вверенное ему животное. — Визуально пес здоров. Нос мокрый, холодный, уши теплые, — бесстрашно потрепал бесстрашный прапор лохматую голову здорового, словно годовалый теленок, пса. Впрочем, узнав старика, Минька терпеливо выдержал испытание и даже слегка вильнул хвостом, признавая некоторое право временного сожителя на бесцеремонность. Время кормления, по распорядку: в восемь тридцать, в тринадцать и восемнадцать часов. Рацион согласован. Прогулка дважды в день. Патрикеев глянул на укутанную в ветхий платок старуху: — Передай Михаилу Степановичу, все будет в полном порядке. Он развернулся и скомандовал: — Рядом. Пес помедлил, но подчинился.
Бабка повздыхала, суетливо подхватила громадный пакет с разноцветными надписями и пошла по своим делам, постукивая клюкой по тротуарной плитке.
Оля, старательно исполняющая роль старухи, перевела дух, и снова вздохнула: «Отдавать Миньку полусумасшедшему отставнику не хотелось, но скрепя сердце вынуждена была признать правильность решения покойного. Сейчас нужно в первую очередь сменить образ и разобраться с «наследством» старого разведчика. А главное, определиться с жильем. Бродить с чемоданом, в котором лежал компромат и оружие, было просто опасно». Заметив небольшой скверик, в глубине которого виднелась пара заснеженных скамеек, она решительно направилась к ним.
Осмотр озадачил. В кейсе обнаружился паспорт на имя Светловой Марии Ивановны, проживающей согласно лежащим рядом, в прозрачной папке документом, в квартире приобретенной ею же, в прошлом месяце.
Зеленоватая корочка паспорта гражданки республики Кипр, где возле ее цветной, закатанной под пленку фотографии, значились труднопроизносимые имя и фамилия. Однако въездная виза владелицы этого документа была открыта еще в течение двух недель. А еще, в плотном даже на вид, неразрывном, запаянном под вакуум пакете обнаружилась, вложенная в блестящий пакет папка с какими–то документами. Читать адрес получателя на самоклеящейся цветной бумажке не стала. К чему забивать голову, главное, правильно переписать при отправлении. Задумчиво повертела в пальцах две кредитки. Одна наша, с логотипом Сбербанка, другая «Мастер Карт», оформленная на имя кипрской гречанки. На каждой простым карандашом выведены четким почерком цифры кода.
Что и говорить, Михаил Степанович предусмотрел все.
«А вот обычного грузовика и не уберегся, — огорченно подумала Оля. — К чему мне все это? Хотя, А здесь». Она поднялась, вновь старательно вошла в образ старухи, поправила платок, хлопотливо сбила с жакетки налипший снег.
Добравшись к указанному в прописке дому, поднялась на третий этаж и остановилась возле аккуратной, но добротной двери. Ключ повернулся легко и, преодолев некоторую нерешительность, Оля вошла в прихожую. Прикрыв дверь, заглянула в комнату. Обстановка в квартире не слишком роскошная. Недорогая, пахнущая непередаваемым фабричным запахом, Икеевская мебель, чистая кухонька, кафельная плитка в сияющем белизной туалете.
Впрочем, разглядывать временное жилье было выше ее сил. Оля скинула чужой пуховик, следом стянула плюшевый ватник и начала разматывать всевозможное барахло, которое второпях разыскала в кладовой, чтобы придать себе вид габаритной старухи. Свалив пропотевшее тряпье в кучу отправилась на поиски ванной комнаты.
Сидя в залитой горячей водой ванне, вдруг с ясностью поняла, что все это произошло с ней. И арест, и побег, и остальное — не кадры из боевика, а реальные события. Апатия и тревога навалились с такой силой, что брызнули слезы. Жалость, страх и беспомощность, смешалось все. Неожиданная легкость, с которой удалось расправиться с насильником–вертухаем и проскочить мимо дежурного, можно было с полной уверенностью списать на немыслимую удачу и то, чему нет названия. Может быть, незримое участие погибшего наставника спасла ее, или это помощь высших сил? Тем не менее, сейчас, когда все осталось позади, она ощутила себя крохотной и слабой перед лицом сотен опасностей и угроз.
«Всерьез надеяться, что можно противостоять машине, шестеренками в механизме которой служат тысячи, а то и десятки тысяч человек, каждый из которых куда сильнее и опытнее неопытной артистки? «Раздавят и не заметят», — она размазала слезы и постаралась хоть чуть–чуть успокоиться.
