Иван Папуловский - Агент зарубежного центра
Отметившись в таможне, всей группой пошли по ночному Хельсинки. Прямые, чистые улицы, ярко освещенные витрины магазинов — в одной из них стояли сверкающие лаком «Волги» и «Москвичи» — всё производило впечатление загадочной новизны. Даже памятник русскому царю на одном из центральных бульваров обжег неожиданностью…
Прошли мимо нескольких отелей, и Калью поймал себя на том, что внимательно вглядывается в их окна, вестибюли — где-то под одной из этих крыш, за одним из этих окон распаковывает чемоданы человек, который должен был сегодня прибыть в Хельсинки для тайной встречи с ним. Каков он? Откуда приедет или прилетит — из Западной Германии, Бельгии, Швеции? Просил предупредить за двое суток до возможной встречи…
Утром на причале группу встретила девушка-гид. Похожая на тринадцатилетнюю девочку, в больших, с толстыми стеклами очках, из-за которых не сразу разглядишь, какое приятное и умное лицо у этой студентки-филолога. Она сразу и безоговорочно полюбилась всей группе, но Калью показалось, что особенно внимательно она посмотрела на него — уж не догадывается ли? Да нет, откуда…
Поехали ко дворцу «Финляндия». В этом недавно сооруженном прекрасном белом здании, по форме напоминающем рояль с поднятой крышкой, месяц назад был принят Заключительный акт совещания по безопасности в Европе, и другая женщина-гид, встретившая их в вестибюле дворца, горячо говорила о надеждах на разрядку и мир, которые зародило это выдающееся событие в жизни всех людей земли. Потом посетили парламент и Национальный музей, оригинальную лютеранскую церковь, построенную в скале. Вообще Калью заметил, что в Хельсинки много огромных валунов из красновато-коричневого гранита с искрящимися на солнце вкраплениями кварцев и других минералов, и соседи-финны удачно используют их в городском пейзаже, а иногда даже вписывают в высокие фундаменты оригинальных особняков. Сколько выдумки!..
Дни были заполнены интересными экскурсиями, поездками в Лахти, Порвоо, городки-спутники. Поздно вечером возвращались в гостиницу, расположенную в центре столицы. А тот, с кем Калью должен был встретиться, проживал в отеле «Хелка», в роскошном номере со всеми удобствами. Но это выяснилось потом, потом…
2
Море опять начинало штормить. Северо-западный ветер рвал в клочья облака и вздымал огромные вспененные волны, и от края до края, в какую сторону ни глянь, хладила душу стеклянно-серая водная пустыня. Финский берег уже скрылся в дымке, а до нашего еще оставалось около трех часов пути.
Калью спустился в бар, хотел купить сигареты, но вспомнил, что бросает курить, и взял один коньяк и кофе. Сразу потеплело внутри. Подумал — вот жена и отец удивятся, что он больше не курит. А что? И не закурит!..
Воля, твердость характера давно нужны ему, как говорится, на каждый день и час. Особенно с тех пор, как вошел он в контакт с загадочными силами, о которых раньше читал в газетах и не очень верил, что они реально существуют, а если и существуют, то лично к нему никакого отношения иметь не могут. Оказалось, что могут. Теперь он хорошо знал их в лицо, давно раскусил их повадки.
Он ушел в море уже семейным молодым человеком — после окончания Таллиннского мореходного училища, стал радистом на судах загранплаваний, а радист в дальнем рейсе — персона важная, уважаемая и начальством, и всем экипажем. Крепко сбитая фигура, полнощекое, почти круглое лицо с наметившимся вторым подбородком, толстая, короткая шея, вьющиеся темные волосы и удивительно добрые, даже печальные черные глаза притягивали к нему людей открытостью, неподдельной, искренней доброжелательностью, готовностью помочь каждому.
— Так ведь что? Сделаем! — говорил он, не повышая голоса.
И все знали, что обязательно сделает. Вот за эту обязательность, за конкретность в словах и делах в свое время отличила его будущая жена Эстер из всех своих воздыхателей. Голубоглазая высокая блондинка, решительная в действиях, она казалась полной противоположностью своему избраннику, и в то же время они великолепно дополняли друг друга, и про них говорили: «Красивая пара!»
«Красивая пара» в первые же годы совместной жизни обзавелась двумя ребятишками — мальчиком и девочкой, при этом сынишка унаследовал материнские черты, а дочь как две капли воды походила на отца. Семья жила в домике отца Калью, страдавшего ишемической болезнью, в одном из южных эстонских городов, и большим праздником в этом доме стали приезды главы семьи между очередными длительными рейсами его судна или на время отпуска. Со свекром, бывшим рабочим-краснодеревщиком, Эстер отлично ладила с первого же дня. Он ненавязчиво помогал ей в воспитании детей, никогда не жаловался на частое присутствие в доме учеников младших классов, приходивших к своей любимой учительнице, — Эстер работала в начальной школе. Она нередко говорила соседям и знакомым о своем свекре:
— Что бы я делала без него? Он ведь у нас за деда и за бабушку…
И Калью радовался, гордился своим «крепким тылом». А вот в одном из западноевропейских портов однажды «прилепилась» к нему давно замеченная им троица незнакомцев — двое мужчин неопределенного возраста и молодая рыжеватая женщина. Похоже, что и они не только что обратили внимание на советского моряка.
— Мы ведем священную освободительную борьбу, и она касается вас, эстонцев, больше всего!..
Удивительные вещи открылись Калью Рыыму. Он узнал, например, что в Западной Европе действует многочисленная организация бывших русских белогвардейцев, примкнувших к ним карателей, полицаев и других пособников немецко-фашистских оккупантов времен Великой Отечественной войны, и название у этой злобствующей против всего советского организации — Народно-трудовой союз.
Вышедшие на Калью Рыыма «деятели» представляли Антверпенский отдел НТС. После долгих колебаний, приводивших в неистовую ярость рыжеватую женщину, которая держалась раскованнее и откровеннее своих спутников, Калью спросил:
— Ну так что? Значит, я должен что-то делать для вас?
— Не для нас — для себя! — восторженно воскликнула женщина, немедленно приписавшая все заслуги по вербовке себе, своему умению быть обаятельной, неотразимой. Впрочем, ее помощники, одобрительно кивая седеющими головами, не возражали против такого поворота дела. Они долго долдонили советскому моряку о его долге перед разоренной коммунистами Эстонией, о совпадении основных целей борьбы русской эмиграции и прибалтийских народов против Советов, они сулили изумленному Калью золотые горы после падения ненавистного большевистского режима, словно это падение стало уже предрешенным фактом.
