Виктор Вучетич - Искатель. 1976. Выпуск №6
— Скорее! Скорей! — голос Ларисы сорвался на визг.
Она вскочила на ноги, когда моторка была еще метрах в десяти от нее.
— Ну же! Ну!
— Сядь! — не своим голосом крикнул Федор. — Сядь!
Да было поздно.
Юркая на воде оморочка перевернулась, Лариса свалилась в реку.
— Держись! Держись! — вопил егерь.
Тут же рядом вынырнула голова Пичугиной с огромными глазами на бледном лице.
— Глаза! Глаза не закрывай. Открой и гляди! — успел прокричать ей Федор.
Потом ее голова с вытаращенными глазами вновь скрылась под водой.
Он развернул лодку поперек течения, чтобы не упустить Ларису. Моторка тут потеряла скорость, течение с маху ударило ее по носу, грозя перевернуть. Яркий берет с головы Пичугиной проскользнул метрах в двух от моторки. Но больше Ларисы он не увидел.
— Пропала девка…
Свернув вправо рукоятку мотора, Федору не сразу удалось вывернуть лодку прямо против течения. И сделал он это почти инстинктивно, приметив краем глаза, что до начала перепада воды в порог оставались считанные метры. А на светящемся под солнцем гребешке перепада уж мелькнуло нечто темное.
— Пропала девка… — снова будто в рассеянности пробормотал егерь и, отвернувшись от зева Змеиного, глянул вперед, на воду, бегущую навстречу моторке и создававшую обманчивую иллюзию движения. — Минуткой, минуткой бы раньше мне прибежать… Не верилось все… Да и ей самой не верилось. Не кричала бы иначе…
Потом Федор глянул сбочь и удивился — кусты и деревья по берегам не перемещались относительно друг друга, как обычно бывает, когда лодка на полном газу мчится по реке. В какой-то момент егерю показалось, что, хотя двигатель истошно вопит и течение бежит стремительно под днище, лодка его в действительности осторожно так подается назад, к порогу.
Зимогоров хотел довернуть рукоятку газа, но она оказалась уже подкрученной до упора.
— Та-ак… — протянул егерь. — Туго… Черт заставил ее вскочить.
Он опять глянул на берег и понял: не ошибся — его тянет, неумолимо тянет назад на порог.
— Ну нет. Нет!
А глаза-то видели — да… Только егерь не оглядывался. Он твердо держал лодку против течения. Это все, что он мог делать, пока не увидел: нос лодки вздыбился в небо и стал стремительно валиться на него.
— Не может быть… Не может! Как же так?
А в следующий миг Федора швырнуло на дно лодки, сверху обрушилась какая-то черная громада и оглоушила его.
* * *«Глаза… Глаза… открытыми!» — в сознании Ларисы беспрестанно повторялся крик Федора. Этот непонятный для нее, истошным голосом отданный приказ, выполняемый ею бессознательно, — все, что осталось от того безмятежного мира, каким она жила всего несколько минут назад. Да, именно безмятежного. Ее испуг перед порогом был началом совсем иного существования, пребывания в мире, ревущем и раздирающем ее тело, парализовавшем ее волю и силы. Она не сознавала, что надо делать и можно ли что-либо предпринять в ее положении.
Она будто скатилась в преисподнюю, где привычная, ласковая, мягкая вода сделалась жесткой, вязкой и тяжелой, точно жидкий камень. Лариса оказалась как бы связанной, спеленатой туго-натуго в низвергающемся потоке, блистающем пронизанным светом. Потом тьма — и удар, тупой, тяжелый, боком о каменное ложе реки, и следом новый, скользящий, который подбросил, завертел ее и швырнул вверх, и все это в той, вязкой, непреодолимой массе, не позволявшей ни шевельнуться, ни вздохнуть.
Удар оглушил ее, и какое-то непомерно длинное или бесконечно повторяющееся слово: «Все-ее-е…» — гудело и гудело в голове.
Но приказ Федора действовал как зарок, и глаза она не закрыла, не смогла закрыть, даже если б захотела.
Может, это и спасло ее в первые секунды поединка с порогом от цепенящей жути, от панических судорожных рывков, бесполезных и лишь истощивших бы ее силы. На какое-то мгновенье перед ее взором, совсем-совсем рядом, мелькнули камни на дне в прозрачной, нашпигованной продолговатыми серебристыми пузырьками воздуха воде. Лариса отдала себе отчет в том, что ее тащит вниз лицом, ногами вперед. Тут же ноги потянуло вверх. Она до странности безболезненно ударилась лбом о гальку. Затем ее перевернуло, подбросило, и голова ее оказалась на воздухе.
Лариса вздохнула раз и два и успела выпростать из пенного водоворота руки, словно собралась плыть стилем «дельфин». Плотно облепивший тело легкий тренировочный костюм не стеснял движений.
«Жива еще… — пронеслось в сознании. — Жива!» Она увидела и отметила про себя столь многое, что ей самой показалось невероятным. Река, наклоненная ложем вниз, стремилась как бы навстречу Ларисе, а не от нее; и пена летела в глаза; и следующий удар пришелся в грудь, опрокинул, подвесил вверх ногами; и снова ее проволокло до странности безболезненно лицом по каменистому дну.
Но там, наверху, кроме потока, текущего словно вспять, она заметила совсем рядом блеснувшее белое дно Сергунькиной оборочки. Легкая берестянка была непотопляемой, слишком легкой и пружинистой, чтоб разбиться о камни. Она, как поплавок, держалась на потоке, и даже клубы чумовой, завернутой в «мертвые петли» воды — почему и казалось, что поток бежит вверх по руслу, — этот клубящийся поток оказывался бессильным завертеть и раздавить скорлупку из коры.
Потом Лариса клялась, что ощущение испуга было самым сильным перед падением, отрешенная жуть охватила ее при первом ударе о дно, и, упади она не боком, а ногами или головой вперед, ее переломило бы как тростинку. А затем, когда ее вынесло на поверхность с открытыми глазами и она сориентировалась, страха не было: «Времени бояться не осталось».
Нет, страха не было, на него действительно не оставалось времени.
Сцепив пальцы рук, вытянутых впереди себя, Лариса предельным усилием воскресшей воли к борьбе заставила себя расслабиться. Она теперь всем телом прислушивалась к движению и поведению мощной струи, в которой ее несло. И когда вдруг увидела впереди, в зыбком переливе вод треугольник камня, сумела обтечь его, словно выскочившего навстречу ей быка. А потом тут же, управляя своим движением с помощью сцепленных ладоней, приметила валун с верхушкой, будто обрубленной поверхностью воды, потому что он возвышался над потоком, и берестянку, задержавшуюся около него.
Она решилась на опасный маневр — резко отвернула вытянутые руки в сторону. Поток послушно развернул ее, понес в нужном направлении. Пользуясь руками, словно рулями глубины, Лариса выскользнула ящерицей на окатанный скользкий лоб валуна рядом с оморочкой.
Так она одержала первую победу.
Прежде чем вздохнуть, Лариса схватила за борт берестянку и лишь потом припала к камню, ощутив и боль в рассеченном лбу и ободранных локтях. Из ран сочилась кровь и, редкими каплями скатываясь в воду, расплывалась рыжими разводами и тут же исчезала, уносимая течением.
