Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Правда и вымысел
Ладно, в следующий раз!
Я пристегнул лопатку к поясу, взял фонарь, постоял еще возле костра, набираясь тепла, и направился к реке, где стоял плот.
То, что это был выстрел, я не понял, эхо тут повторялось дробно, подумал, камень откуда-то свалился (их стук в выветренных горах слышен бывает часто), ко всему прочему, стрельбы я уж никак не ожидал. И лишь когда пуля срикошетила у моего лица и от глыбы по щеке брызнул песок, присел и огляделся.
Стрелок видел меня! Еще одна пуля взрыхлила спрессованный щебень у самых ног и будто подбросила – прыгнул за камень и на лету, от мощного удара в бедро, завалился на бок.
Напугаться не успел, только опять посыпался мат, пока что мысленный, правая нога двигалась и почти не болела, так, саднило немного, должно быть попало в мякоть и кость не зацепило. Я отполз за глыбу, там вскочил и побежал вниз, пригибая голову.
Откуда стреляют и из чего, понять было невозможно, всюду щелкало эхо и чудилось, бьют со всех сторон. Пролетев опасный открытый участок редколесья, заскочил под прикрытие гряды и несколько минут прыгал вдоль нее, затем резко свернул и полетел с горы к реке.
Если никто не преследовал, то я уже был вне досягаемости даже для автоматного выстрела, потому что на одном дыхании пролетел метров четыреста. Но все-таки спрятался в камнях и наконец-то посмотрел бедро – на бегу все щупал, нет ли крови – и ее почему-то не было.
Брезентовые брюки тоже оказались целыми, однако под ними саднящая боль медленно перерастала в ноющую. Тогда я расстегнул ремень и глянул на бедро – опухоль была величиной с ладонь и уже назревал синяк.
Обескураженный, я лежал в развале, прикладывал холодный камень к «ране», ничего не мог понять, и склонялся к тому, что сам навернулся обо что-то, например, сгоряча о тупой край глыбы, а почудилось, что пуля попала. Может, и не стрелял никто, просто такой звонкий камнепад, а нервы натянуты и у страха глаза велики…
Несмотря на большие сомнения, я осмотрелся, прежде чем встать, и лишь после того пошел к плоту.
С восходом солнца гнус становился гуще, плотнее (наверху все время обдувало, а ночью из-за холода вообще не было комаров).
Накомарник же и диметилфталат уплыли вместе с рюкзаком.
Осторожно и с оглядкой я забрался на плот, выдернул шест, заклиненный между камней, и оттолкнулся от берега. Река тут же подхватила, плавно понесла мимо берегов и спохватился, что сделал глупость: если стрелявший шел моим следом, то сейчас я для него – открытая мишень! Стоя на коленках, я начал подбиваться к противоположному берегу, однако неповоротливый руль лишь разворачивал плот на месте. Тогда я лег за бревно, приспособленной вместо сиденья, спрятал голову, и видел лишь узкую прибрежную полоску, проплывающую мимо.
Прошли сутки, как я появился в пределах Манараги, но уже случилось все, что может случиться с человеком за целую жизнь. Вчера гора восхитила меня на восходе, потом обворовала, на вершине чуть не убила грозой и напоследок бросила камнем…
Может, чужой я здесь человек? Не принимает?
Тогда почему согрела ночью и дала выспаться?
Через некоторое время я стал приподнимать голову и смотреть назад, но гора прикрылась хребтом и должна была появиться снова, когда я обогну мыс и попаду из Манараги в Косью. На обоих берегах не было никакого движения, никто не преследовал меня, и я постепенно стал распрямляться. Нога болела все сильнее, так что уже притронуться к отеку стало невозможно. Приходили всякие глупые мысли – стреляли из мелкокалиберки и рана сразу затянулась от опухоли, так что не заметил, или, например, шприцем с какой-нибудь химией, как стреляют крупных животных, чтоб усыпить.
Отмахивался от глупостей, а голова предлагала новый вариант. Я снова осмотрел вздувшуюся ногу: кровоподтек уже разливался на половину бедра и горел огнем, всякое движение вызывало боль. Снял футболку, намочил в холодной воде и приложил к ране – вроде лучше…
И тут увидел на кожаном чехле лопаты дыру с рваными краями…
Чехол я шил сам перед этой поездкой, причем, из подметочной толстой кожи, чтобы обезопасить себя от заточенного лезвия. Судя по дыре, стреляли из двенадцатого калибра, не меньше, но когда я достал лопатку с округлой вмятиной, то выпавшая полурасплющенная пуля оказалась обыкновенной «макаровской»…
Taken: , 1Гора Солнца
С Урала я вернулся только с тремя жгучими и острыми вопросами – кто стрелял, что занесло деда в район Манараги, и кто ловил золотую рыбку, опускаясь со льда в озерные глубины?
Сине-желто-малиновый фингал на бедре был свежим, болезненным, и еще не омертвевшая ментовская натура требовала выяснения обстоятельств, поиска причинно-следственных связей или хотя бы отмщения, поскольку стрелявший не пугал – завалить пытался, и завалил бы, коли не саперная лопатка.
Но за что?!
Сразу же после возвращения в Томск я бросился добывать снаряжение и оружие для новой экспедиции, поклявшись себе больше никогда не ездить в горы хотя бы без ружья. Но длинная двустволка всегда создавала проблемы на вокзалах, в поездах да и в маршрутах. Карабин покороче, да пойди получи на него разрешение, если ты под прицелом КГБ и увольнялся с шумом. Пистолет – вот что нужно было, тем более, я привык к нему в армии и в милиции. Я знал, у кого из бывших сослуживцев есть «левые» стволы, и сам однажды мог преспокойно затемнить восьмимиллиметровый офицерский маузер (не путать с киношным комиссарским маузером), когда его добровольно принесли сдавать строители, нашедшие клад при сносе старого деревянного дома. Ведь и сорок патронов было к нему, так нет, не думал о будущем, оформил протоколом и ствол ушел в переплавку.
Теперь кусай локти!
Мишка Шалюк из ОБХСС, имевший старенький ТТ, отказал сразу, дескать, самому нужен, езжу к родителям в деревню поросят бить. На самом деле он побоялся отдать, наверное, слышал, что мной в КГБ интересуются, да и я уже не работал в милиции. У опера Журавко, с которым мы несколько раз работали в одной группе по сложным делам, была отличная заводская самоделка под макаровский патрон, найденная при задержании черемошенской шпаны – скинули в снег, поди, разберись, чей, а отпечатков нет. Когда я пришел к Журавке с деликатным разговором, он сразу же занудил, мол, зачем тебе, завалишься со стволом, а это срок, лучше живи спокойно. Рассказать ему, как охотились за мной на Урале, я не мог из конспиративных соображений.
Короче, в двух местах получил отлуп и пошел в третье, весьма надежное – к нашей капитанше Зоеньке, сорокалетней даме, сидевшей много лет дознавателем. Ее муж когда-то работал начальником угро в одном из райотделов, но спился, уволился, разошелся и оставил жене револьвер, который она иногда таскала в сумочке, потому что дознавателям казенный для постоянной носки не полагался. Возле Зоеньки я провертелся часа три, смешил и чуть ли не до слез доводил, а кроме кокетства и жалоб на одиночество ничего не получил.
