Ирина Сергиевская - Искатель. 1989. Выпуск №1
На обыск к Азаркиной вместе с Трошиным выпало ехать старику Демченко. Собственно, стариком он был только по милицейским меркам — лет пятидесяти с небольшим, сухой и вполне крепкий. Демченко задание не понравилось, и он немедленно принялся бурчать, что он не лошадь и не палочка-выручалочка, и молодым не вредно побегать с его…
— Знаете что, хватит, Михаил Федорович, — строго сказал Костин, и Демченко, надувшись, замолчал.
Первыми ушли собираться Трошин и Демченко. Тогда Костин выбрался из-за стола и усмехнулся.
— Сокольников, ты знаешь, за кем сейчас поедешь?
— Я думаю, какой-то работник станции техобслуживания?
— Представь себе, работник этот не кто иной, как известный тебе Зелинский.
— Здорово! — Сокольников был действительно ошарашен.
— А ты сомневался! — укоризненно сказал Костин. — Тут мне Трошин поведал о твоих колебаниях. Запомни, Сокольников, если все делается по закону, то ничего не делается зря. Вот тебе наглядный пример. Только брать его нужно осторожно, потихоньку. Он с работы выйдет, вы его аккуратненько и пригласите.
— А второй покупатель кто?
— Трошин сейчас окончательно выяснит. Какая-то продавщица. Есть домашний телефон…
Трошин отворил дверь без стука, стремительно подошел вплотную к Костину и что-то негромко сказал.
— Да-а! — Костин изумленно поднял брови и покачал головой. А потом еще почесал затылок. — Интересная новость.
Трошин снова заговорил с ним, склоняясь к самому уху. Костин слушал и сосредоточенно размышлял.
— Кое-что переиграем, — объявил он. — На обыск к Азаркиной поедет Демченко и Сокольников. Демченко — старший.
— А как же Зелинский? — обеспокоился Сокольников, но Костин его утешил.
— Зелинский — утром. Возьмете его от дома, по пути на работу, До утра времени много, в самый раз успеете.
Очень невеселая процедура — обыск. И для обыскиваемых, и для тех, кому приходится его проводить.
Когда Демченко, действуя в точности по установленному порядку, зачитал вслух постановление и предложил предъявить и выдать «деньги — ценности — оружие — наркотические вещества», Надежда торопливо поднялась с диванчика, где сидела в покорной отрешенной позе и принесла пластмассовую коробку с остатками теткиного наследства.
— Вот, — сказала Надежда, — а никаких наркотических веществ у меня нет.
Не Демченко и Сокольникову предназначались эти слова, а понятым — двум женщинам из квартиры напротив, которых пригласили поприсутствовать. Сильно смущенные и подавленные происходящим, понятые торопливо закивали головами, но произнести что-то вслух не осмелились.
— Я понимаю, — заверил Демченко, — это так полагается говорить по протоколу. Надо соблюсти, так сказать, формальности. Вы вот что, женщины, — повернулся он к понятым, — хочу предупредить: никаких разговоров разносить не надо. В жизни всякое случается. Бывает, что и приходится нам потом извиняться. Разберутся, и окажется, что нет ничего такого. Так что попрошу воздержаться!
— Да мы и не собираемся, — замахала руками одна из соседок, — что мы, Надежду не знаем!
— Если ничего нет, то и приходить было незачем, — сердито сказала Надеждина свекровь. — Нашли преступницу!
Она сидела на стуле у окна и держала на коленях младшего внука — худенького малыша трех лет. Малыш сидел тихо, только глаза таращил на незнакомых людей, заполнивших вдруг их квартиру. Старший сын Надежды, десятилетний парнишка, неприкаянно торчал столбиком в уголке.
— Мы исполнители, мамаша, — примирительно произнес Демченко. — Нас послали, мы пришли. Какой с нас спрос! Никто ее в преступницу не записывает. Выяснится все.
Он придвинул удобнее стул и принялся перекладывать копиркой бланки протоколов.
Смотреть в этой квартире было в общем-то нечего и не на что. Но все равно Сокольников был обязан провести обыск по всем правилам, как учили на курсах. Обойти каждое помещение по часовой стрелке, тщательно осматривая ящики, полки, шкафы и прочие места, пригодные для сокрытия «предметов, имеющих значение по делу». Таких мест в комнате было только два — старый шифоньер и облупленный письменный стол, за которым, наверное, старший сын Азаркиной делал уроки. Сокольников нерешительно двинулся к шкафу, но в этот момент громко хлопнула входная дверь, по коридору протопали шаги, и в комнату ввалился Азаркин.
— Привет компании! — Он приподнял кепочку и вежливо поклонился, удерживая равновесие изрядным усилием воли.
Из управления он ушел часа два назад и провел это время с большим для себя удовольствием. Настроение у него было приподнятое и заметно подогретое. Оценив обстановку, однако, он счел нужным принять строгий и печальный вид.
— Ирод ты, — сказала старуха. — Скотина!
— Мать! Не надо этих слов! — убежденно возразил Азаркин. — При детях, понимаешь, на отца!.. Я тоже много всяких выражений знаю.
Нетвердый его взгляд упал на малыша.
— Сашка! Ну-ка, сынок, иди к папке!
Преодолевая сопротивление старухи, Азаркин перетащил малыша к себе на колени и принялся гладить его рукой по головенке нащупывающими, плохо скоординированными движениями пьяницы.
— Такие вот дела, Сашка. Мамка твоя — преступница. Да-а. Мамку твою в тюрьму теперь посадят.
Сокольников невольно перевел взгляд на Надежду и вздрогнул от неожиданности. Лицо ее вдруг переменилось, глаза расширились.
— Преступница твоя мамка. Слышь, что говорю, Сашок?..
— Отдай ребенка! — тонко и пронзительно крикнула Надежда, сорвалась с места, подлетела, выхватила сына.
Азаркин, испугавшись, отпрянул, потерял равновесие и едва не свалился со стула. Сашка тоже испугался и было загундосил негромко, но вспышка эта, отнявшая у Надежды остатки воли и сил, уже прошла, и она снова превратилась на глазах ко всему безразличную и покорную тень.
— Ты прекрати мне! — запоздало цыкнул Азаркин, косясь на Демченко.
Он чувствовал себя неуверенно и не знал в точности, как поступить.
— Спокойнее, граждане, — с невозмутимостью сказал Демченко, до этой минуты ни разу не поднявший глаз от бумаг. — Теперь послушаем внимательно. Протокол. От семнадцатого сентября сего года…
Возвращались пешком. Уже стемнело. Вечер был тихим и теплым. Ходить по пустым улицам такими вечерами покойно и приятно, поэтому ни Сокольников, ни Демченко не сделали попытки прокатиться на трамвае. Они просто пошли уютными переулочками, в которых и в дневное время почти никого не встретишь.
— Дрянное дело, — нарушил молчание Демченко и сплюнул с досадой. — Дуры бабы, подберут невесть кого, потом всю жизнь так и расхлебывают.
