Остин Райт - Островитяния. Том первый
Имена детей Хиса, в отличие от американских или европейских, означали всего лишь их номера по старшинству, причем к женским добавлялось окончание «а». Поэтому Хис Эк в переводе значило «Хис первый», или «старший мальчик»; Эттера — «третья» дочка, и так далее.
После ужина мы перешли в гостиную. Лорд Хис вскорости увел Дорна в свой кабинет; Некка дремала, сидя на краешке скамьи, но Хис Атт, взяв в союзники Эттеру, продолжал донимать меня вопросами, в то время как Наттана и Неттера сидели обнявшись и лишь изредка вступали в разговор, не сводя с нас своих серо-зеленых глаз. Отвечая Атту, я рассказал все, что только было мне известно, о разведении и торговле скотом в Америке, о скотопригонных дворах Чикаго, о том, как мясо забитых животных хранится и транспортируется, при этом ни на мгновение не переставая чувствовать присутствие перешептывающихся младших сестер.
Эттера хотела знать, как при такой сложной жизни люди не путают, что когда делать. Я сказал, что у нас время разбито на большое число отрезков. Островитяне полагаются на природное чувство времени, а у нас есть часы, настенные и карманные. Для наглядности я вытащил свои, оговорив, что не знаю, правильно ли они идут, ведь мне не с чем их сверить.
— Как же они могут идти неправильно? — спросила Эттера, беря у меня часы.
— Время, которое они показывают, может не совпадать с тем, что на самом деле.
— Красивые, — сказала Эттера. — Но какой от них прок?
Я, как сумел, объяснил.
— Только старикам надо напоминать, сколько времени, когда они начинают это забывать, — сухо ответила Эттера.
— Старикам и музыкантам, — добавил Атт, взглянув на Неттеру, которая моментально потупилась. Некка проснулась и глядела на нас заспанными любопытными глазами; Наттана подалась вперед, опершись о колено и положив подбородок на ладонь, но Неттера продолжала молчать, уставясь в пол. Часы переходили из одних белых тонких рук в другие. В поведении сестер было что-то неуловимо детское. Каждая обязательно подносила часы к уху, внимательно прислушиваясь к их тиканью. И только Неттере не дали прикоснуться к диковинке. Видя, что ее обошли, я встал с намерением показать ей уже вернувшиеся ко мне часы. Но она откинулась назад и выставила перед собой руки.
— Хочешь посмотреть? — спросил я.
Она подняла на меня свои прозрачные серо-голубые глаза с ослепительно белыми белками и с непонятным мне выражением сказала:
— Не буду их трогать!
Думая, что она боится сломать часы, я протянул их ей.
Неттера отпрянула, впрочем, не сводя с часов завороженного взгляда.
— Я их слышу, — сказала она тонким голосом.
Полагая, что мне удалось ее заинтересовать, я поднес часы к ее маленькому уху.
— Не трогайте меня! — Неттера с криком вскочила на ноги. — Вы чужеземец!
Наступила тишина, потом все вдруг разом быстро и горячо заговорили.
— Ты сама не знаешь, что говоришь! — воскликнула Некка. — Он приехал с Дорном.
— Не судите ее строго, Ланг. Она всегда все не так понимает. — Голос Наттаны дрожал.
— Несносная девчонка! — сердито выпалила Эттера. — Выпороть тебя надо!
— Лучше уходи, пока еще что-нибудь не натворила, — раздался по-мужски рассудительный голос Атта.
— Я уйду, уйду! — закричала Неттера. — Ланг, простите меня… Если вы думаете, что…
Она запнулась. В глазах стояли слезы. Она опрометью выбежала из комнаты — только мелькнули худенькие, как у ребенка, босые ноги.
— Подожди! Вернись! — крикнул я ей вслед.
Все обратились ко мне и наперебой стали объяснять поведение Неттеры.
— Наши женщины всегда заражались чем-нибудь от иноземцев, — сказал Атт. — Конечно, мы понимаем, что это всего лишь отдельные случаи, но Неттере часто не хватает здравого смысла. Вот ее и запугали все эти рассказы.
— Дурочка! — сказала Эттера.
— Нет, она не дурочка! — горячо вступилась Наттана. — Хотя не всегда думает, прежде чем сказать, это верно.
— Я ее не виню, — сказал я. — И рассказы эти тоже слышал. Вы вправе нас бояться.
— Но мы вас не боимся, поверьте! — сказала Эттера.
— И незачем про это говорить! — воскликнула Наттана. — Разве ты не видишь, что он и так понимает!
Я слегка поклонился ей в знак благодарности. От волнения меня трясло.
Все еще продолжали говорить, извиняться, но у меня отлегло от сердца, лишь когда Некка сказала:
— Давайте не будем больше об этом. Каждый знает, что думали люди когда-то.
— Пойду и поговорю с ней! — воскликнула старшая из сестер, поднимаясь. — Спокойной ночи, Ланг.
— Спокойной ночи. Только скажите ей, чтобы она не переживала…
— Нет, это просто невозможно, — прервала меня Наттана. — Мы все переживаем, и, наверное, не меньше, чем вы. Простите нас!.. Пойду-ка я тоже, а то Эттера…
Она обожгла меня взглядом и бросилась вслед за старшей сестрой. В комнате остались только я и Некка. Она взглянула на меня со своей забавной, полусонной улыбкой, и мы оба рассмеялись.
— Что вы о нас теперь думаете? — спросила она.
— Мне сложно сразу разобраться, но я очень переживаю из-за Неттеры.
— Да, жалеть-то нужно ее, а не вас… Она так сейчас раскаивается. Когда вы с ней заговорили, мысли у нее были далеко. Завтра она сама все поймет… Пожалуй, мне тоже лучше пойти — как бы Эттера и Наттана не перессорились. Доброй ночи.
Я отправился спать. Дорн и лорд Хис, запершись в кабинете, все еще беседовали о неких важных проблемах, о которых, как мы условились, я не буду пытаться ничего узнать. Сколько ни успокаивал я себя, в душе остался неприятный осадок, самолюбие мое было уязвлено, и меня мучил вопрос: действительно ли сестры осуждали Неттеру или просто были лучше воспитаны и лучше держали себя в руках?
На следующее утро облака низко нависли в небе серыми складками, дымка дождя занавесила даль, вокруг было темно и сыро.
Во второй половине дня мы отправились под дождем в Хис и вернулись на ферму то ли к ужину, то ли к обеду, не знаю, как сказать, — слишком плотной была эта трапеза для ужина и слишком незатейливой — для обеда.
Перед самым ужином Наттана отозвала меня в сторону и сказала, что Неттера очень сожалеет о том, что случилось вчера.
— Теперь она поняла, — сказала Наттана, — что вы — как бы один из нас.
Я не видел Неттеру весь день, но за ужином она улыбнулась мне такой очаровательной робкой улыбкой, что я тоже улыбнулся в ответ и понял, что неприятный инцидент наконец позади.
Все собравшиеся за столом были одеты в цвета, соответствующие их титулам. Только Дорн и я не были удостоены такой чести, поскольку мой друг приходился лишь правнуком и внучатым племянником лордам Дорнам, я же — поскольку был американцем. Соответственно, на нас были просто темно-синие костюмы. Костюм лорда Хиса был тоже синий, но более светлого оттенка, а широкие лацканы и манжеты его куртки — белые, с темно-синей полосой. Сыновья его были одеты так же, только полосы были другие. На девушках были юбки и широкие жакеты из очень тонкой белой шерсти, белые сандалии и тонкие белые чулки, не доходившие до колена. По манжетам у них, как и у братьев, тянулась синяя полоса, и, кроме того, их белые льняные блузы с мягкими отложными воротниками украшали тонкие синие полоски. Их тщательно расчесанные волосы отливали мягким блеском, а свежие, румяные лица светились в бликах пламени свечей.
