Майн Рид - Сигнал бедствия
Это последнее соображение, вместе с мыслью о том, что лодки нет, превращает первоначальное впечатление страха в чувство сознательного ужаса.
Люди рассыпались во все стороны, осмотрели остров и, когда собрались вместе, каждый дал отчет.
Леса нет, только жидкий кустарник. Воды, кроме моря, никакой: ни ручья, ни речки, ни озера. Животные — только змеи, скорпионы и ящерицы, да птицы, с криком проносящиеся над головами людей, как бы торжествующие, что те попали в западню. Положение безвыходное. Все понимают это. Им не нужно объяснять, что значит попасть на пустынный берег. Есть такие, которые уже испытали нечто подобное, и их память хранит перенесенные страдания. Всем понятно, что жизнь их в такой же опасности, как если бы этот кусок земли находился не в трех, а в тысяче миль от берега, среди Великого океана.
Дорого дали бы они теперь, чтобы быть на шхуне, обреченной ими на гибель.
Едва ли поединок состоится когда-либо. Соперники, может быть, таят еще гнев друг против друга в душе, но не высказывают его.
Иньеса Альварес и Кармен Монтихо с этого момента в безопасности, как если бы они гуляли по улицам Кадиса. Зато им, как и другим, грозит голодная смерть.
Бывших матросов «Кондора» ожидает такая же участь, как и тех, кого они оставили на шхуне.
Не удивительно, что им представляется, что здесь действует рука Божия.
Но неужели Бог допустит, чтобы невинные страдали вместе с виновными? Надо надеяться, что этого не будет.
LVIII. Бесконечная пытка
— Пресвятая Дева, смилуйся над нами!
Этот возглас мольбы вырывается из уст дона Грегорио Монтихо в рубке «Кондора».
Уже несколько дней прошло с тех пор, как бежал экипаж, а шхуна все мчится на всех парусах к юго-западу.
Обреченные на гибель жертвы в том же положении: негр на лавке в камбузе, капитан с пассажиром друг против друга за столом в рубке, крепко привязанные к креслам.
Они очень изменились внешне. Дон Грегорио и Лантанас уже пять суток сидят в одном положении, без воды и без пищи.
Они напоминают живые скелеты с глубоко провалившимися глазами.
Если развязать веревки, удерживающие их, они тотчас упадут на пол. Раньше они перебрасывались кое-какими словами о своем отчаянном положении, теперь молчат.
Они еще верят в спасение, но с каждым часом безнадежность овладевает ими все сильнее и сильнее…
Иногда до их слуха доносились крики повара, который, как они догадывались, тоже был привязан. Они пробовали вступать с ним в разговор и кричали ему. Но вскоре убедились, что это напрасно. Он если и слышал их, то не мог ответить.
Несчастные уже не имеют сил кричать. Их давно покинула надежда развязать веревки, и они перестали говорить друг с другом.
Лантанас был в полной апатии и сидел, опустив голову на грудь. Дон Грегорио держал, или, по крайней мере, старался держать голову прямо. В открытые окна рубки видно море.
Он не спускает с него глаз, все еще надеясь увидеть там что-то. Но видны только белые, пенистые гребни, да время от времени на синей поверхности плещутся, играя, морские свинки.
Только один раз он заметил предмет, который заставил его затрепетать. Он вскрикнул и изо всех сил сделал усилие, чтобы вырваться из веревок.
Пересекая путь «Кондору», прошло под всеми парусами судно. С него донесся оклик, и они изо всех сил начали кричать. Но их не услышали.
После этого они кричали еще несколько часов, пока совсем не потеряли голоса, а затем впали в глубокое, безнадежное уныние.
При каждом их крике к ним бросались орангутанги, наваливаясь всей своей тяжестью на запертую дверь.
Чилиец впал в отчаяние. Дон Грегорио оставил всякую надежду на помощь, но еще продолжал уповать на Провидение. Он горячо молился:
— Матерь Божия! Пресвятая Дева! Смилуйся над нами!
Вдруг Лантанас поднял голову.
— Капитан? Какой я капитан? Я — жалкая тварь, умирающая от голода и жажды! Вы воображаете, что это фрукты и пирожные? Нет! Это разрисованные камни. А вот эти бутылки и графины? Это мираж. Это — нечистые духи, бесы низшего разряда. А ведь как они прыгают! Давайте прыгать и мы! Красавицы мои, обезьяны, идите сюда! Мы будем плясать, из палубы сделаем большую залу и будем прыгать выше головы! Ха, ха, ха!
— Боже мой! — застонал дон Грегорио. — Он сошел с ума!..
LIX. Помощь Неба
Капитан долго городил всякий вздор, время от времени бросая свирепые взгляды на дона Грегорио, точно желая броситься на него через стол и растерзать. В такие минуты дон Грегорио думал: хорошо, что капитан привязан.
Сначала дон Монтихо пробовал говорить с ним, но потом бросил свои попытки, убедившись в их бесполезности. Ему тяжело было видеть этого несчастного.
Иногда он сомневается, в здравом ли уме он сам? Прокручивая все, что обрушилось на него, он молит о смерти, как об избавлении.
Не отрываясь от синеющего моря, он ждет своего последнего часа со спокойным лицом, полным христианского смирения.
Внезапно выражение его лица меняется. Луч надежды скользит по его изнуренному лицу. Глаза блестят радостью, уста озаряет улыбка.
Неужели он так же безумно хохочет, как и Лантанас? О нет! Он смотрит разумно, пристально, и губы его издают невольное восклицание.
— Парус! — вскрикивает он, завидев светлую точку. Да, это парус, а значит, корабль! Снова надежда вспыхивает в его сердце. Оно бьется так сильно, что слышны его удары.
Судно уже четко вырисовывается. Вот оно увеличилось в объеме. Корабль приближается.
Несчастный пристально следит за ним. Он ничего не говорит своему товарищу. Да это и ни к чему: разум чилийца недоступен для внешних впечатлений. Дон Грегорио продолжает смотреть на судно.
Прежде корабль пересекал путь «Кондору». Теперь он идет вслед, медленно, но неуклонно подходя все ближе.
Проходит полдня. И за эти долгие часы надежда много раз сменяется страхом. Но вот побеждает надежда, и страх исчезает. Преследующий корабль уже близок, паруса на нем распущены.
Дон Грегорио смотрит на них с переполненным радостью сердцем. Ему они кажутся крыльями милосердного ангела, слетевшего спасти его от мук.
На мачте развевается английский флаг. Но и родному испанскому флагу он не обрадовался бы больше. Теперь он будет спасен.
Вдруг сердце его снова падает, и в нем возникают опасения. Корабль еще далеко, а ветер вдруг затихает, даже ряби не заметно на поверхности воды. Паруса бессильно повисают.
Тогда и «Кондор» остановится по той же причине. Он идет медленно, наконец едва подвигается вперед. Дон Грегорио понимает это по тому, что полки со стаканами и лампа совсем не колеблются.
Но вот шхуна медленно описывает полукруг, и доном Грегорио снова овладевает отчаяние, но ненадолго. Шхуна продолжает поворачиваться. Вот она стала кормой к кораблю. Он видит спущенную шлюпку. Она идет к «Кондору».
