Джон Карре - Верный садовник
– Почему бы тебе не положить саквояж в багажник? – прогремел Хэм, когда они втиснулись в его маленький автомобильчик. – Ладно, тогда ставь на пол. Что у тебя в нем? Героин?
– Кокаин, – ответил Джастин, ненавязчиво оглядывая припаркованные автомобили. На паспортном контроле две женщины с подчеркнутым безразличием пропустили его. В багажном отделении двое мужчин со скучающими лицами интересовались кем угодно, но только не Джастином. За три машины от них мужчина и женщина застыли на первом сиденье бежевого «Форда», склонив головы вроде бы над картой. «В цивилизованной стране не скажешь, кто есть кто, – любил говорить инструктор курса основ безопасности при работе в зарубежных странах. – Наиболее оптимальный вариант – исходить из того, что шпионы всегда рядом».
– Можем ехать? – спросил Хэм, пристегнувшись.
Англия, как всегда, восхитила Джастина. Низкие лучи утреннего солнца скользили по схваченной морозцем сассекской пашне. Хэм вел машину в привычной ему манере, на скорости шестьдесят пять миль в час при разрешенных семидесяти, пристроившись в десяти ярдах за дымком выхлопа грузовика.
– Мэг шлет тебе наилучшие пожелания, – пробурчал Хэм, упомянув о своей беременной жене. – Раздувается, как пузырь. Я тоже. Скоро лопну, если не возьмусь за ум.
– Мне очень жаль, что так вышло, Хэм, – вздохнул Джастин, понимая, что тот скорбит о Тессе ничуть не меньше, чем он сам.
– Мне очень хочется, чтобы они нашли этого говнюка, вот и все! – взорвался Хэм несколько минут спустя. – А вздернув его, покидали в Темзу этих мерзавцев с Флит-стрит. Они того заслуживают. Мэг сейчас у ее чертовой матери, – добавил он.
Какое-то время они ехали молча, Хэм смотрел на выхлоп едущего впереди грузовика, Джастин – на незнакомую страну, интересы которой он представлял половину своей жизни. Бежевый «Форд» обогнал их, его заменил мотоциклист в черной коже. «В цивилизованной стране не скажешь, кто есть кто».
– Ты, между прочим, богат, – сообщил Хэм, когда поля уступили место окраинам. – Не то чтобы ты и раньше нуждался в деньгах, но теперь ты в них просто купаешься. Наследство ее отца, ее матери, семейный фонд, все твое. Плюс ты – единственное доверенное лицо, ведающее ее благотворительными программами. Она сказала, ты знаешь, что с ними надо делать.
– Сказала когда?
– За месяц до того, как потеряла ребенка. Хотела уладить все дела, на случай, если умрет в родах. А что мне оставалось, скажи на милость? – воскликнул Хэм, приняв молчание Джастина за упрек. – Она была моей клиенткой, Джастин. Я – ее адвокатом. Мне следовало отговорить ее? Позвонить тебе?
Не отрывая глаз от бокового зеркала, Джастин нашел успокаивающие слова.
– И Блюм – второй чертов душеприказчик, – голос Хэма звенел от негодования. – Скорее палач.
Юридическая фирма господ Хэммонда и Манцини располагалась в перегороженном металлическими воротами тупике, звался он Эли-Плейс, на двух верхних этажах одного из зданий. Их встретили забранные деревянными панелями стены с портретами умерших знаменитостей. Через два часа помещения фирмы наполнял бы негромкий гул голосов клерков, говорящих на двух языках, но в семь утра на Эли-Плейс царили тишина и покой. Лишь с десяток автомобилей стояли у тротуара да горела лампада в часовне Святой Этелдреды. Сгибаясь под тяжестью чемоданов, мужчины поднялись сначала на пятый этаж, где находился кабинет Хэма, потом на шестой, в его монастырскую квартиру-мансарду. В крошечной гостиной-столовой-кухне висела фотография куда более стройного Хэма, забивающего гол под рев трибун. В миниатюрной спальне, куда Джастин прошел, чтобы переодеться, фотография Хэма и его невесты Мэг, разрезающих трехъярусный свадебный торт под фанфары итальянских музыкантов в трико. А в совсем уж маленькой ванной, где Джастин принял душ, – написанная маслом картина с родовым домом Хэма в холоднющей Нортумбрии на первом плане.
– Ветром с северного крыла снесло чертову крышу! – прокричал Хэм через кухонную стену, разбивая яйца и гремя сковородками. – С печными трубами, черепицей, флюгером, все подчистую. Мэг, к счастью, была у Розанн. Окажись она в огороде, ее бы раздавило.
Джастин включил горячую воду, отдернул руку, прямо-таки кипяток, добавил холодной воды.
– Только этого еще и не хватало.
– Она прислала мне эту экстраординарную маленькую книжицу на Рождество, – голос Хэма перекрыл шкварчание жарящегося бекона. – Не Мэг. Тесс. Она тебе показывала? Маленькую книжицу, которую прислала мне? На Рождество?
– Нет, Хэм. Насколько я помню, нет… – Не обнаружив шампуня, он воспользовался мылом.
– Какого-то индийского мистика. Рахми Какипуки. Ничего не напоминает? Фамилию я сейчас вспомню.
– Боюсь, что нет.
– Насчет того, что мы должны любить друг друга без преданности. Мне кажется, что все это чушь.
Ослепленный мылом, Джастин пробурчал что-то сочувственное.
– «Свобода, любовь и действие», так она называлась. Черт, чего она хотела от меня с этими свободой, любовью и действием? Я, в конце концов, женат. Вот-вот стану отцом. Плюс я – католик. Тесс тоже была католичкой, пока не открестилась от церкви. И напрасно.
– Думаю, она хотела бы, чтобы я поблагодарил тебя за все то, что ты для нее сделал, – сменил тему Джастин, стараясь, чтобы в голосе не слышалось заинтересованности.
С другой стороны стены что-то стукнуло, зашипело, запахло горелым.
– Ты насчет чего? – крикнул в ответ Хэм. – Вроде бы тебе не полагалось знать о том, что я для нее что-то делал. Согласно Тесс, все мои действия проходили под грифом «особой важности». «Джастину об этом знать не нужно». Фраза эта присутствовала в каждом письме, которое я получал по электронной почте.
Джастин нашел полотенце, начал вытирать волосы.
– Я не знал, что именно ты делаешь, Хэм, – объяснил он с подчеркнутой небрежностью. – Чего она от тебя хотела? Взорвать парламент? Отравить водопровод? – Молчание по другую сторону стены. Хэм слишком увлекся готовкой. Джастин потянулся за чистой рубашкой. – Только не говори мне, что она просила тебя раздавать листовки с требованием списания долгов странам «третьего мира».
– Чертовы регистрационные документы компаний, – услышал он. После очередного грохота сковородок. – Тебе два яйца или одно? Куры у нас свои.
– Одного хватит, благодарю. Какие документы?
– Они интересовали ее, как ничто другое. Стоило ей прийти к выводу, что я маюсь бездельем, и она отправляла мне очередное письмо насчет регистрационных документов. – Грохот сковородок. – Она жульничала, когда играла в теннис, знаешь ли. В Турине. Да, да. Нам противостояли очень серьезные противники. Так она врала, как могла. Попадание в линию, она – аут. Попадание на ярд в площадку, она – аут. «Я – итальянка, – сказала она мне. – Мне можно». «Никакая ты не итальянка, – ответил я ей. – Ты – англичанка до мозга костей, как и я». Уж не знаю, что бы я сделал, если б мы выиграли. Наверное, отдал бы приз. Нет, не отдал бы. Она бы меня убила. О господи. Извини.
Джастин вышел в гостиную, чтобы занять место перед яичницей с беконом, не слишком аппетитного вида, сосисками, гренками и помидорами. Хэм стоял, прижав руку ко рту, кляня себя за не к месту вырвавшееся слово.
– Каких компаний, Хэм? Не смотри на меня так. Ты отобьешь у меня аппетит.
– Владельцы, – ответил Хэм сквозь пальцы и сел напротив Джастина. – Ее интересовали владельцы. Кому принадлежали две маленькие паршивые компании на острове Мэн. Кто-нибудь звал ее Тесс, не знаешь? – спросил он. Потом добавил: – Кроме меня?
– В моем присутствии – нет. И в ее, несомненно, тоже. Право так называть ее принадлежало только тебе.
– Ужасно ее любил, знаешь ли.
– И она любила тебя. Что за компании?
– Интеллектуальная собственность. У нас с ней никогда ничего не было, будь уверен. Мы были слишком близки.
– На случай, что ты сомневаешься, то же можно сказать про Блюма.
– Ты серьезно?
– И он ее не убивал. Он такой же убийца, как ты или я.
– Ты уверен?
– Уверен. Хэм просиял.
– А вот у Мэг такой уверенности не было. Не знала она Тесс так хорошо, как я. Удивительный человек. Второго такого не сыскать. «У Тесс были приятели, – говорил я ей. – Друзья. О сексе речь не шла». Я передам ей то, что ты мне рассказал, если ты не возражаешь. Чтобы подбодрить ее. Вся эта грязь в прессе расстроит кого угодно.
– Где зарегистрированы эти компании? Как называются? Ты помнишь?
– Разумеется, помню. Как не помнить, если Тесс доставала меня с ними каждый божий день.
Хэм разлил чай. Чайник он держал двумя руками, одной за ручку, второй – за крышку, чтобы не упала. Наполнив чашки, сел, не выпуская чайник из рук, наклонил голову, словно изготовился к рывку через все поле.
– Хорошо, – в голосе звучали агрессивные нотки, – назови мне, в какой области работают самые засекреченные, самые двуличные, самые загребущие, самые лицемерные компании, с которыми мне, к моему несчастью, приходится сталкиваться?
