Николай Леонов - Искатель. 1967. Выпуск №1
Я решил еще раз показать ему пример выдержки и вытащил свод законов, чтобы освежить в памяти порядок проведения первого контакта.
— Давай, давай! — ехидно сказал Михаил. — Ведь так важно, что сделать вначале: протянуть руку или сказать «здравствуйте».
— Может, тебе сделать успокаивающий укол! — сдержанно осведомился я, хотя внутри у меня все кипело.
Он отвернулся и подошел к экрану. Я тоже взглянул туда.
Мы проплывали над ночной стороной планеты. Она щетинилась огнями. Это было похоже на ковер с темными и светлыми пятнами. Михаил вдруг шумно выдохнул воздух и как-то сразу обмяк.
— Черт бы их побрал! Им и не снится, что в их двери стучится чужая цивилизация, — с нервным смешком сказал он.
— Это еще как сказать, — осторожно возразил я. — Вполне возможно, что они засекли нас и теперь лихорадочно готовятся отразить «вторжение». Недаром закон…
Он кинул на меня тот же странный взгляд и снова отвернулся.
Планета медленно поворачивалась. Проплыла расплывчатая дуга терминатора, открывая белые города, залитые голубыми лучами. Кое-где искрились моря и озера. Но вообще воды было маловато. Мы насчитали всего, пять или шесть крупных рек. Очевидно, поэтому в атмосфере почти отсутствовали облака. Над здешними обитателями всегда ясное небо.
Потом мы увидели нашу ракету. Она возвращалась. Так велико было нетерпение Михаила, что он не смог дождаться стыковки и затребовал результаты анализов по радио. По мере того как на экране выскакивали цифры, лицо его светлело.
Масса 0,98 земной. Радиации нет. Температура двадцать выше нуля. Состав воздуха…
— Ура! — заорал Михаил. — Дышим!
Тут уж и мне захотелось пройтись колесом. Братья по дыханию — это наверняка братья по крови. Честно говоря, мы страшно боялись встретить чуждую нам цивилизацию — продукт эволюции ящеров, или существа, построенные на кремнийорганической основе, или еще что-нибудь в том же роде. Разумеется, любой контакт ценен для науки, но так хотелось встретить что-то свое, родное. О том, что мы вообще могли нарваться на необитаемую планету, мы предпочитали не думать.
Пока Михаил, путаясь в ремнях, обвешивался фото- и кинокамерами и вставлял пленку в магнитофон, я отдал ракете приказ произвести стыковку. Закон запрещает экипажу одновременно покидать корабль. Один из нас должен был остаться. Само собой разумелось, что остаться придется мне.
— Готово! — сказал Михаил, слегка задыхаясь.
И в этот момент лицо его испуганно перекосилось. Мое, вероятно, тоже. По крайней мере я инстинктивно пригнулся, потому что на нас, словно удар дубины, обрушился визг сирен, и корабль вздрогнул и заскрипел всем корпусом. Михаил вдруг нелепо взмахнул руками, подпрыгнул, и рифленые подошвы его башмаков описали плавную дугу. Потом на меня резко надвинулся лакированный бок пульта, из глаз посыпались искры, и я потерял сознание.
Очнулся я от холода. Ледяные иголочки остро покалывали лицо. Я открыл глаза и в расплывающемся свете с трудом разобрал что-то розовое неопределенной формы. Только через несколько секунд, когда предметы приобрели четкость, я понял, что это лицо Михаила. Одной рукой он оттирал кровь, другой поливал меня из сифона газированной водой.
— Полный порядок! — успокаивающе сказал он. — Самый обыкновенный метеорит. Я уже просмотрел пленку. Автоматы сделали вираж, и все обошлось благополучно, если не считать наших синяков.
Я удовлетворенно закрыл глаза, но вдруг неожиданная мысль заставила меня вскочить.
— Но ведь локаторы обязаны «увидеть» метеорит за сто тысяч километров, а на таком расстоянии можно очень плавно отвернуть. Значит, следящая система не в порядке!
— Да успокойся ты, наконец, все в полном порядке. Просто метеорит заслонила ракета, — нетерпеливо перебил Михаил и пошел в умывальную. Я слышал, как зашумело электрическое полотенце. Потом он вошел, застегнутый на все «молнии», и выразительно уставился на меня. Я молча поплелся за скафандром.
Стиснув мне на прощанье плечи, Михаил вбежал в перепускную камеру, и стальная дверь плавно скользнула в пазах. Теперь он уже принадлежал другому миру. Я отчетливо представил, как открывается наружный шлюз, как Михаил отталкивается от корабля и плывет к ракете. Как проникает внутрь, садится за пилотское кресло…
Резкий звонок заставил меня вздрогнуть. Над внутренним шлюзом настораживающе замигала лампочка. Михаил возвращался. Зачем?
Машинально проверив, все ли в порядке со скафандром, я подбежал и двери, облизывая внезапно пересохшие губы.
Дверь отъехала В глубине тускло освещенной камеры стоял Михаил, неловко привалившись к стене. Лицо его было как алебастровая маска.
— Все пропало! — глухо сказал он.
Не помня себя, я рванул рычаг наружного шлюза и, машинально накинув предохранительный пояс, прыгнул в космос. Мне показалось, что я прыгнул в расплавленную реку. Звезда щедро раскидывала плотные волны света. Даже через скафандр я ощущал их упругие толчки. Планета искрилась весенней зеленью, как жемчужина, на нее было больно смотреть. Она быстро уходила вверх и куда-то вбок, но это был обман зрения. Просто я поворачивался через голову, и скоро в поле зрения попал корабль. Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем я осознал, что случилось, а осознав, чуть не закричал от ужаса. Корма была изуродована, словно чьи-то злые руки остервенело рвали ее. А потом бесформенный кусок металла — все, что осталось от ракеты. Проклятый метеорит! Автоматы рванули корабль навстречу подходившей ракете. И вот ракета уничтожена, а у нас разбиты две посадочные дюзы. Теперь посадить корабль невозможно. Он будет кувыркаться, как кувыркаются остатки ракеты, постепенно удаляясь от нас.
Ничего не оставалось, как уходить к Земле. Главный двигатель, к счастью, цел. Он забросит нас в солнечную систему, а там вызовем помощь.
…И опять мы шли по бесконечным коридорам, только теперь Михаил все время отставал. Потом он свернул в свою каюту, и герметическая дверь отсекла все звуки. Я подумал, что Михаил по складу характера просто не имел права становиться космонавтом. В экспедиции нельзя обнажать свои переживания, космос не место для слабых. Мне тоже хотелось кусать локти, однако я сдержался, не бросился на кровать, в бессильной ярости колотя кулаками по подушке, а пошел обратно в рубку. Дело прежде всего. Впереди у нас еще двадцать лет пути. Вот и переживай себе на здоровье, болтаясь в анабиозной ванне.
Теперь, когда все рухнуло, я не хотел — просто не мог — задерживаться здесь ни одной лишней секунды и, придя в рубку, заставил счетную машину рассчитать обратный курс с учетом выхода из строя вспомогательных дюз. Задача была не из легких, и машине пришлось поработать. Наконец она закончила и огорчила меня тем, что обратный путь удлинился на два года.
