Ходжиакбар Шайхов - Искатель. 1977. Выпуск №3
— Вот это, товарищ капитан. Он только что приехал с ночным скорым.
Врач медкомнаты все не мог успокоиться.
— Я думал, человеку плохо. Бывает… А сержант разглядел. «Смотрите, — говорит, — карманы вывернуты!»
— Покажите это место. — Сабодаш свернул на платформу, медик послушно двинулся за ним.
— …Хорошо, мы быстро прибежали… — Медик не догадывался, что поступил не так: не вызвал к месту происшествия оперативную группу. — А с машиной реанимации повезло: только позвонил — уже едут!
— Карманы вывернуты, — повторил Сабодаш. — А вещи?
— Вещей не было. Шляпа валялась: поля как у панамы… Знаете? Носят сейчас… Мы подобрали.
«Поля как у панамы…» — Денисов вспомнил пассажира с ночного скорого, бегом вернулся к машине, поднялся на подножку.
Сквозь незакрашенные половинки стекол виднелись резиновые трубки, яркий свет заливал операционный стол. За спинами хирургов нельзя было ничего разглядеть. Денисов постучал. Когда один из них отодвинулся, мелькнуло белое лицо, застывший в гримасе рот.
В противоположном углу лежали уже знакомые Денисову легкий, не по сезону, плащ и шляпа «дипломат». Желтого портфеля в машине не было. Денисов медленно пошел обратно.
— Ведь знал! Знал, что надо в таких случаях сообщить в милицию, — оправдывался врач. — А тут как из головы вылетело…
— Вы в это время больного обрабатывали, — подсказала медсестра.
— Да, да. Сильнейший ушиб руки…
Сабодаш насторожился.
— Руки?!
— Кисть пострадала… Но когда сообщают, что человек погибает… Все бросаешь…
— Тот больной с ушибом руки… Он записан?
— Нет, в том-то и дело. — Нездоровый румянец на щеках врача казался наведенным: грустное лицо комика под слоем грима. — Я же побежал…
— Какая рука у него была повреждена?
— Правая.
— А как он выглядел?
Медсестра снова пришла на помощь:
— Мужчина. В шапке…
Приметы оказались ординарными.
— Кажется, все. — Антон прикурил от папиросы, повернулся к Денисову. — Иди в поезд, к проводникам: как ехал, с кем ехал… Сам знаешь, о чем спрашивать. Осмотри купе. — Сабодаш подал билет. — Вагон четырнадцать, место двенадцатое… Надо установить личность пострадавшего.
Денисов рассказал Антону про желтый портфель.
— Это хорошо. — Сабодаш тут же передал приметы портфеля по рации дежурному наряду.
— Удачи вам, — кивнул врач.
Машина реанимации все еще стояла под окнами центрального зала. Несмотря на мороз, люди вокруг нее не расходились.
Вместе с дежурным и сержантом Денисов прошел к одноэтажному домику сбоку от перрона, в нем помещалась передвижная камера хранения. Дальше начиналась стройка: глухой забор обнимал строительство новой гостиницы и железнодорожного почтамта, на целый квартал тянулись подъемные краны. Между забором и домиком, в закутке, лежали доски. С одной из них снег был сбит.
— Здесь! — сказал сержант.
В эту минуту послышался звук сирены. Взвизгнув тормозами, остановился милицейский «газик». Сразу же появились люди: инспектор, эксперты, следователь…
В свете фар мелькнуло отверстие в заборе — сквозь него можно было незаметно покинуть вокзал, миновать котлован будущей гостиницы и длинной цепью новостроек уйти к Дубниковскому мосту.
2
— Ищете кого-нибудь? — спросила проводница четырнадцатого вагона, голенастая девчонка в джинсах.
— Инспектор розыска Денисов. Здравствуйте.
— Тоня, — проводница подала руку.
— Первый раз в поездке?
— Что-нибудь не так?
— Нет-нет, все так. — Он подошел к третьему купе, в котором ехал пострадавший. — Вы не помните пассажиров этого купе?
— Помню.
— Они вместе ехали?
— По-моему… — Денисов заключил, что перед ним учащаяся техникума, проходящая практику, — здесь познакомились.
— Мужчины?
— Да. Можете открыть дверь — не заперто.
В купе Тоня не успела поработать тряпкой и веником. В пустой пепельнице лежало несколько кусочков мелко разорванной мелованной бумаги; на верхней полке — клочок оберточной, жесткой, пропахшей магазином стройматериалов.
— Они отправлялись с конечного пункта?
Проводница присела, обняла колени в джинсах.
— Вначале с ними ехала пассажирка. Я ее перевела в соседнее, к женщинам, а мужчину из того купе — сюда. Чтобы удобнее.
— Эти четверо… Никто из них не показался вам подозрительным, странным?
— Н-нет.
— Все ехали до Москвы?
— Один был транзитный. — Тоня подумала. — Да, вот только свет горел всю ночь…
— Свет? А в других купе?
— В других спали. А что случилось?
Денисов застегнул пуговицы на куртке, встал.
— Совершено преступление. Пострадавший ехал в этом купе на двенадцатом месте. Вы должны пройти со мной в отдел милиции.
— Он — шахматист, — сказала Тоня. Пострадавшего она хорошо запомнила. — С доской не расставался…
— Шахматы вез с собой?
— У меня брал.
Она с любопытством разглядывала кабинет. Расположенный в старой, не подвергшейся реконструкции части вокзала кабинет был со сводчатым потолком, с колонной посредине. Сквозь стрельчатое окно виднелся Дубниковский мост с неподвижными красными огнями, внизу чернели электрички. Ночь выдалась ясной: горловина станции просматривалась до самого блокпоста и дальше за элеваторы.
— Не тоскливо здесь? — спросила Тоня.
— Скучать некогда…
Проводница успела переодеться: сверху к джинсам прилегал мохнатый тяжелый свитер, туфли были с платформой.
— Значит, пассажир — человек увлеченный?..
— Серьезный. — Она ждала наводящих вопросов.
— Это он обменялся полкой?
— С женщиной? Нет. Тот молодой парень, в куртке. У него на куртке написано «Стройотряд» или что-то похожее.
Денисов сделал пометку в блокноте.
— Шахматист ехал внизу?
— На нижней полке отдыхал Юрий Николаевич. Пожилой. В очках.
— В чем он одет?
— Короткое серое пальто, шапка… Хороший дядечка… Тоже из Москвы.
— И он играл в шахматы?
— При мне нет. Они больше разговаривали.
— Не помните о чем?
— Один раз о каких-то жучках. Жучки будто издают звуки при трении лапок о подкрылышки. Пострадавший объяснял, а Юрий Николаевич слушал.
— Они были вдвоем?
— Третий в это время мыл яблоки в коридоре.
— Кого вы называете третьим? — Денисов посмотрел в свои записи: «Пострадавший — шахматист», «Куртка «Стройотряд», «Юрий Николаевич», «все до Москвы».
— Транзитного… Солидный тоже пассажир. Билет у него до станции Ош.