Антон Соловьев - Дважды украденная смерть
Всякое лезло в голову. Одно было ясно: ни о какой машине не может быть и речи. «Толкнуть» бумажку — вот выход. Но не за свою же цену! Сейчас, кому очень надо, могут дать намного больше. Но где таких найти? Как к ним подкатиться?
Поручать это дело Толику было ошибкой. Худшего варианта не мог посоветовать и злейший враг...
Евсеева наивный лепет о том, что все делалось с самыми благими намерениями, ничуть не убедил. Одна подмена билета сама за себя говорила. Здесь все ясна. Но чем вызвана такая откровенность? Если она не знает, что дяди нет в живых, зачем ей изливать душу перед работником милиции. Ну, поняла, что ее поймали за руку, так быстрее обратно, к дяде. И уж перед ним оправдываться. Что-то тут не то...
— Ну, а что же вы не поспешили успокоить дядю? Скажем, на следующий день? Через два дня, через неделю, наконец? Приехали бы к нему: мол, так и так, скажи спасибо, что сохранила драгоценную бумажку. И инцидент исчерпан.
Вероника неотрывно смотрела в окно. Глаза ее снова наполнились слезами. Наконец, она прошептала:
— В том-то и дело, что билета больше нет...
Эта вторая часть рассказа Вероники о попытке выгодно продать билет никак не втискивалась в рамки построенной ею легенды о дядиных интересах. Сама не веря тому, что говорит, она все же стремилась объяснить свои поступки все теми же бескорыстными намерениями. Дядя, мол, пропил бы билет раньше, чем продал, его бы обворовали, обманули... Она бы положила деньги на книжку и отдала бы ему уже книжку. И вот жулики ее обманули...
«Теперь понятно, почему она созналась. Она, похоже, сама была готова обратиться в милицию за помощью. Получается, что она — жертва подонков, охотящихся за чужим добром. И ловить надо их, этих мошенников. А то, что образовалась классическая ситуация — «вор у вора», ей, видимо, в голову не приходит».
— Но вы хоть знаете откуда он, этот Миша, как его фамилия, чем он занимается? Кто еще был с ним? Где искать этих людей?
Ни на один из этих вопросов вразумительного ответа капитан не получил. Конкретными в какой-то мере были Ашот, Толик и номер в гостинице, где жил человек в кепке (должны же быть какие-то записи).
Не сумела Вероника объяснить и того, как она упустила билет из рук. Эпизод с камерой хранения она предпочла не рассказывать: не очень-то порядочно она в нем выглядела. Ничего не узнал на этот раз капитан и о сберегательных книжках: Вероника сказала лишь о задатке, полученном на руки. Услышав о том, что билет похищен, Евсеев понял, главное сейчас — напасть на след жуликов. Первостепенное значение приобретали те детали, которые могли помочь это сделать. Понял он и то, что девушка сейчас все равно всего не скажет, что он лишь теряет время, вытягивая из нее по крупицам сведения, за достоверность которых трудно поручиться. «Потом все расскажет. В данный момент ее откровения вряд ли помогут: она сама ничего не знает о тех, кто ее облапошил. Посмотрим, что скажут остальные участники этого спектакля».
— Каково участие во всей этой истории вашего друга Анатолия?
Вопрос капитана вызвал у девушки вспышку злости.
И она подробно рассказала, где и когда можно найти Анатолия Журавского, ее знакомого, который привел ее к сапожному мастеру. Евсеев записал адрес, по которому можно найти сапожное заведение Ашота, а также гостиничный номер.
Перед тем, как уйти, попросил девушку подробно описать все, что касается истории с билетом. Назвал номер комнаты в городском отделении милиции, время, телефон.
— Напишите все, как можно правдивее. Понимаете, это в ваших интересах.
Девушка кивнула. Потом, видя, что капитан направляется к двери, мучительно краснея, проговорила:
— А как быть с дядей? Степан Степанычем? Я сама все ему должна рассказать?
Евсеев помолчал. Подумал. Пришел к выводу, что скрывать нет никакой необходимости. От своих показаний она все равно теперь уже не откажется. Да и оставшиеся билеты будут подвергнуты дактилоскопической экспертизе. Да, скрывать смысла нет. Не сегодня завтра сама узнает. От матери хотя бы...
— Конечно, лучше бы самой. Но у вас больше такой возможности не будет. Ни вы, ни я, никто другой ему уже ничего больше не расскажет. Его нет в живых.
Глава шестнадцатая
ПОЛЕЗНО ЗНАТЬ ГЕОГРАФИЮ
Как бы ни был толстокож и равнодушен ко всем человеческим горестям и бедам Анатолий Журавский, эпизод с утратой билета даже на него произвел впечатление. К тому же он чувствовал себя виноватым, и истерика, случившаяся с его подружкой, несколько выбила его из привычной колеи. Он едва сумел увести ее из кафе.
Часа полтора он бродил по городу, приложился пару раз к стакану, но в ушах все еще звучал надрывный крик: «Грязный подонок! Это ты во всем виноват! Ты заодно с этими бандитами! Ты меня привел к ним, чтобы ограбить!» И еще что-то в том же роде.
Интересное кино! А я-то при чем? Ну, виноват. Соблазнился дармовой выпивкой. Нельзя было оставлять девчонку одну. Так ведь она сама... Кто так дела делает? Какие-то фокусы со сберкнижками, камера хранения... Козе понятно, что все это туфта, чтобы облапошить дурочку. Деньги на бочку, и никаких комбинаций. Теперь ищи-свищи.
Интересно, а этот громила-кавказец, в городе он или нет? Или тоже сбежал? Но ведь будку-то сапожную он с собой все равно забрать не сможет, ее в карман не положишь. По будке и найти его можно. И прижать. Он с этим Мишей заодно, наверно...
И тут Толик вдруг вспомнил, что когда в гостинице он притворялся спящим, чтобы не встречаться с этим неприятным типом Мишей, в адрес Ашота было сказано что-то не очень лестное. Интонация была, прямо скажем, неласковая... Толик стал напрягать память. Он тогда только-только проснулся, и тут эти зашли. Вздремнул он перед, этим основательно, новую зарядку получить еще не успел, так что голова была вполне способна принимать и усваивать информацию. Если разобраться, так и вовсе что-то нехорошее тянул этот, правильно Ника говорит, мерзавец, на Ашотика. Ну, насчет того, что кто-то кому-то собирается устроить встречу на том свете, это, конечно, в порядке шутки, не будем на этом заострять. Это из шпионских книжек, когда кто-то кого-то велит «убрать». Но, похоже, что любви особой у этого Миши с Ашотом нет. Что если сходить к Ашоту? Поговорить с ним по душам, если он, понятное дело, не слинял. Он нам подсунул этого, с позволения сказать, «покупателя». Может, посоветует что.
Толик поколебался чуток, принять или нет малость для понту (он расплачивался Никиными крупными деньгами в кафе и за такси, так что кое-какая мелочишка налипла на пальцы), но решил воздержаться: Ашот нервный, а если он, Толик, глотнет еще, то тоже будет нервным и разговора может не получиться.
