Робер Мерль - Остров
Он протянул трубу Маклеоду, и тот немедленно начал чертыхаться, потому что не сразу отыскал фрегат. Потом он застыл в неподвижности. На его тощей, вдруг покрасневшей шее резко выступили жилы, матросы во все глаза глядели на море, но легкая дымка окутала остров, и никому не удавалось рассмотреть как следует паруса и по ним определить курс.
— Он улепетывает, бури испугался, — завопил Маклеод, — посмотрите, Парсел! Улепетывает!
Парсел взял трубу, и, пока наводил ее на фрегат, кругом слышалось прерывистое дыхание матросов. Маклеод не ошибся, фрегат снова взял путь на восток. Он убрал часть парусов, ветер дул ему в левый борт, и судно неуклюже танцевало на волнах. Теперь уже было ясно, что, когда фрегат обогнет остров, он возьмет курс на юго-восток, стремясь избежать качки. Море бушевало все сильнее.
Парсел опустил трубу и глубоко вздохнул. Ему показалось, будто до этой минуты его легкие были наглухо сжаты и лишь теперь вновь открылись для доступа воздуха.
— Фрегату сейчас не до того, чтобы приставать к берегу, — радостно проговорил он. — Через час он скроется из виду.
Каждому хотелось посмотреть в трубу и убедиться, действительно ли судно изменило курс. Опасность была еще тут, рядом. И они старались не говорить о ней вслух, боясь, как бы она не вернулась. Поэтому они стали преувеличенно громко восхищаться достоинствами подзорной трубы. Когда очередь дошла до Джонсона, он с гордостью заявил, что тысячи раз видел, как Барт глядел в эту штуковину, но ему и в голову не приходило, что в один прекрасный день он сам приложит ее к глазу. И это была сущая правда: подзорная труба принадлежала Барту. А теперь перешла в их собственность: Барт умер, Мэсон — никто, они свободны.
Маклеод с ружьем через плечо смотрел на горизонт, опершись рукой на верхушку низкорослой пальмы. Когда Джонсон вернул трубу Парселу, Маклеод выпрямился во весь рост и проговорил:
— Предлагаю вот что: давайте спалим к чертям этот «Блоссом», и немедленно.
Никто не отозвался, только Бэкер сердито спросил:
— И все дерево тоже?
Этот довод возымел свое действие. Матросы взглянули на Маклеода и тут же отвели глаза. Перечить ему они не осмеливались, но сжечь «Блоссом» — на это они не согласны. Это ведь их собственный «Блоссом». Один лишь каркас и тот — неоценимое богатство для разных поделок. Настоящий умелец смастерит тысячу полезных вещей из всего этого дерева и железа, что находится там внутри.
Маклеод обвел их высокомерным взглядом.
— Господи Иисусе, — протянул он скрипучим голосом, — гроза только-только миновала, и никто уже ни о чем не думает. Вот они, матросы!.. Безмозглые сардинки. Может, дядюшка Бэкер и не прочь вырезать себе трубочку из киля «Блоссома», только я, уважаемые, не намерен рисковать своей драгоценной шеей ради удовольствия Бэкера. Теперь, когда нас обнаружили, «Блоссом» нам ни к чему, понятно или нет? Он на нашем острове словно визитная карточка: «Здесь проживают мятежники с „Блоссома“. Добро пожаловать, фрегаты его королевского величества!» И визитная карточка к тому же чересчур приметная, шутка ли, за тысячу миль ее видать! Стоит в окрестности появиться кораблю, «Блоссом» к себе любое судно, как муху на сахар, притянет. Надо понимать! Капитаны, как завидят судно на мели, сразу же с ума сходят. Чуть только приметят обломки корабля, и, как бы они ни торопились, тотчас поворачивают и готовы на рожон лезть, лишь бы разгадать тайну. Уж поверьте мне, уважаемые, любой самый захудалый капитан во всем Тихом океане будет рваться к берегу, только дай ему обнюхать каркас «Блоссома».
Парсел взглянул на матросов. И на сей раз доводы шотландца подействовали.
— Маклеод, — проговорил он. — Если будет голосование, думаю, что мистер Мэсон должен тоже принять в нем участие.
— Это его право, — сказал Маклеод. И добавил, пожав плечами: — Но готов держать пари на один пенни, что он не пожелает прийти. Уайт, сбегай-ка за…
Он чуть было не сказал «за капитаном». Но спохватился.
— Сбегай-ка за Мэсоном.
Уайт повиновался. Капитана у них больше нет. Но он сам, Уайт, как был вестовым, так им и остался. Его посылали из одного конца поселка в другой с различными поручениями. Все находили это вполне естественным, и сам Уайт в первую очередь. Через несколько минут Уайт вернулся.
— Не хочет идти, — заявил он, задыхаясь от бега.
Маклеод высоко поднял брови и красноречивым жестом протянул Парселу открытую ладонь.
— Вы сказали ему, что дело касается «Блоссома»? — спросил Парсел.
— Да, — ответил Уайт. Парсел подметил в его глазах враждебное выражение, и снова ему подумалось: чем вызвано это чувство?
— Вы сказали Мэсону, что собираются сжечь «Блоссом»?
— Нет, — отрезал Уайт.
— Ставлю на голосование мое предложение, — с достоинством произнес Маклеод.
Все, за исключением Парсела, подняли руки.
— Если бы мистер Мэсон знал, что речь идет о сожжении «Блоссома», он непременно бы пришел.
— И ничего бы не переменилось, — буркнул Смэдж. — Все равно нас большинство, даже без вашего голоса и без голоса Мэсона.
— Не в том дело, — терпеливо объяснил Парсел. — Лично я согласен, что «Блоссом» надо сжечь. Но я думаю, что мы должны выслушать мнение мистера Мэсона. И прошу поэтому снова сходить за ним.
— Ставлю это предложение на голосование, — сказал Маклеод. Маклеод, Уайт, Смэдж, Хант, а после небольшой заминки и Джонсон проголосовали против. Джонс, Бэкер и Парсел голосовали за. Процедура голосования произвела на Парсела самое тягостное впечатление. Было ясно, что Маклеод располагает «парламентским» большинством и вертит им как хочет. Уайт и Смэдж голосовали с ним по убеждению, Хант — по глупости, Джонсон — из страха.
— Предложение Парсела отклоняется, — сказал Маклеод.
Он сделал паузу и добавил: — Ставится на голосование предложение немедленно сжечь «Блоссом».
Все проголосовали за. Парсел не шелохнулся.
— Парсел? — обратился к нему Маклеод.
— Я воздерживаюсь, — ответил Парсел.
— А что значит «воздерживаюсь»? — спросил Джонсон.
Маклеод пожал плечами.
— Это значит, что ты не голосуешь ни за, ни против.
— Ах вот как! — проговорил Джонсон, выпучив глаза. — Ты говоришь: «Я воздерживаюсь», и это значит ни да, ни нет. А ты имеешь право так делать? — недоверчиво спросил он.
— Ну, конечно.
Джонсон с восхищенным видом помотал головой.
— Ишь ты, вот бы не подумал, — продолжал он. — «Воздерживаюсь», — повторил он даже с каким-то уважением. Казалось бы, самое обыкновенное слово, а какой силой обладает.
— Ну ладно, узнал что к чему, а теперь отвяжись, — сказал Смэдж.
