Uncharted: Четвёртый лабиринт (ЛП) - Голден Кристофер

Впрочем, он утешил себя знанием, что текила заставит говорить глупости почти любого.

— До чего же здесь жутко, — прошептала Джада.

Салли уже жевал свежую сигару. Когда он успел выкурить или потерять окурок предыдущей, Дрейк понятия не имел. Но Салли всё же не стал прикуривать — не здесь. Их окружали каменные стены, но никогда не знаешь, с чем можешь столкнуться. Дрейк предположил, что ему не хотелось бы стряхивать горящий пепел на древний папирус или бинты мумии.

— Как думаешь, сколько у нас времени? — спросил он Уэлча. — Если твой босс устроил Хенриксену полную экскурсию?

— Двадцать минут, — ответил тот. — Тридцать, если повезёт.

Едва хватит, чтобы вернуться наверх и через лабиринт добраться до пролома в стене. Никто не стал вслух говорить о вновь возникшей спешке, но все они ускорили шаг. Лёгкий сквозняк, который Джада заметила ранее, не прекращался. Может, щель и была не больше той, в которую пролезет мышь, но где-то здесь внизу был выход.

И ключевым словом было «вниз». Пол уходил под уклон, и они вчетвером последовали за ним. Лучи фонарей плясали на расписных стенах, полу и лишённом украшений потолке. Дрейк посветил прямо вперёд и увидел, что они приближаются к проёму; мгновение спустя он понял, что это какой-то перекрёсток.

— И как далеко эта штука тянется? — спросил Салли.

— Она может быть весьма протяжённой, — ответил Уэлч.

— Ты же знаешь, как это бывает, — добавил Дрейк. — Что бы они здесь ни прятали, египтяне обожали свои потайные ходы и залы.

— Пока что он идёт просто прямо, — заметила Джада. — Не очень-то похоже на лабиринт.

— Интересно, не так ли? — нахмурился Уэлч. — Часть лабиринта, и в то же время не часть лабиринта.

В отличие от зеркал в отражении, коридор не длился вечно. Они прошли по нему, возможно, ярдов пятьдесят, когда он неожиданно вывел их в небольшой преддверный зал, похожий на верхний, и они оказались перед входами в три отдельные молитвенные камеры. Над каждым дверным проёмом в притолоке был выгравирован символ тройного восьмиугольника, и в каждую вели три ступени, уходящие вниз.

— А вот это уже кое-что новенькое, — пробормотал Дрейк. — Принцесса, тигр или другой тигр?

— Я не думаю, что нам стоит разделяться, — быстро заметил Уэлч.

Джада рассмеялась.

— Ага. Плохая идея.

— Нам и не нужно, — сказал Салли, осветив фонарём левый дверной проём. — Они не намного больше верхней камеры. Это алтарь. Та же планировка.

Затем он замер и оглянулся на них.

— За исключением того, что на другой стороне есть дверь.

Дрейк поспешил к центральному проёму и, стоя на пороге, тоже осветил фонарём небольшую камеру.

— Здесь тоже самое!

Он быстро пробежался по комнате лучом своего фонаря, соглашаясь с оценкой Салли. Здешняя планировка была идентична верхней молитвенной камере. Он предположил, что и размеры будут те же. Но когда Дрейк на мгновение задержал свет на алтаре, то застыл, нахмурив брови.

— Эй, Салли? В твоей комнате те же росписи, иероглифы и всё прочее, что и в камере наверху?

Салли ослепил его фонарём.

— Да, а что?

Дрейк прищурился, прикрыв ладонью глаза от яркого света, и повернулся к Уэлчу и Джаде.

— У этого алтаря та же форма. Восьмиугольник.

— Форма конструкции лабиринта, я полагаю. Это круг, но внутри круга периметр лабиринта на самом деле представляет собой восьмиугольник, — объяснил Уэлч.

— Да, здорово. Дедал разбирался в геометрии. Гениально, Шерлок! Я говорил о том, что на этом нет египетских надписей. — Дрейк направил луч фонаря в комнату и задержал его на алтаре, пока все остальные подходили, чтобы рассмотреть получше. — Этот алтарь греческий.

Выражение лица Уэлча было почти комичным. Он за одно мгновение перешёл от удивления к детскому восторгу, протиснулся мимо Дрейка, сбежал по нескольким ступеням в молитвенную камеру и начал урывками освещать всё вокруг.

— Это поразительно, — шептал он, каждые несколько секунд останавливаясь, чтобы поближе рассмотреть надписи на стене или росписи на основании алтаря.

Когда Джада, Салли и Дрейк последовали за ним в комнату, Дрейк увидел, что она всё-таки не была точной копией верхней камеры. Здесь в стенах было вырезано несколько полок, на каждой из которых стояло по нескольку больших кувшинов. И, конечно, в задней части комнаты была дверь — внушительный каменный блок без видимых способов его открыть. Но Дрейк был уверен, что это вполне настоящая дверь, просто для её открытия требовался какой-то трюк.

— Что это значит? — спросила Джада.

Уэлч кивнул ей, но не ответил. Вместо этого он выбежал из комнаты и бросился в ту камеру, которую сначала исследовал Салли. Прошло двадцать секунд, и он снова присоединился к ним, стоя на пороге центральной комнаты с восторженной улыбкой на лице.

— Комната слева посвящена Себеку, как мы и ожидали. Но эта… эта посвящена Дионису, греческому богу вина и безумия!

Дрейк сфокусировал свой фонарь на кувшинах на одной из полок, изучая нарисованный на них виноград.

— В этом нет никакого смысла.

— В этом идеальный смысл! — воскликнула Джада, убирая малиновую прядь за ухо и озаряя лицо улыбкой. — Дедал построил лабиринт в Кноссе, чтобы впечатлить Ариадну, но, согласно мифу, она была невестой Диониса.

Салли обнял её за плечи и одарил гордым взглядом.

— Кое-кто внимательно слушал.

— «Невеста» может означать многое, — добавил Уэлч. — Она могла быть просто предана ему, например, как жрица.

— Как Владычица Лабиринта? — предположил Дрейк.

Уэлч задумчиво кивнул.

— Возможно. Но вы все упускаете суть. Первая камера явно отсылает к Крокодилополю, а эта — к Кноссу и острову Крит.

Дрейк уставился на него, и его брови поползли вверх.

Салли же зажевал сигару и прорычал:

— Так какого чёрта ты там стоишь?

Уэлч отступил в сторону, и они выбежали из молитвенной камеры, соответствующей лабиринту в Кноссе. Джада вела их, направляясь по нескольким ступеням в третью комнату, и луч её фонаря прыгал перед ней.

— Греческий! — воскликнула она, поворачиваясь к ним, когда все вошли. — Этот тоже на греческом.

Но когда Дрейк изучил восьмиугольный алтарь, также заметив в центре символ тройного восьмиугольника, ему показалось, что надписи на основании выглядят иначе. Он посветил на стены и на вазы, и его подозрение усилилось.

— Вы уверены…

— Это эллинский, без сомнения, — пробормотал Уэлч, поднимая один из кувшинов и вглядываясь в надписи. — Но это не похоже ни на один из вариантов древнегреческого, которые я когда-либо видел. Несомненно, диалект, но какой-то редкий.

Он посмотрел на Салли.

— Это может быть утраченный язык, — взволнованно произнёс он.

— Это мило, Иэн. Правда, — ответил Виктор. — Уверен, ты и твой утраченный язык будете очень счастливы вместе. Но часики-то тикают!

— Можете сказать, какому богу посвящена эта камера? — спросил Дрейк.

— О, это достаточно просто, — ответил Уэлч, освещая лучом фонаря росписи на стенах, среди которых Дрейк заметил трезубец. — Третий лабиринт был построен в честь Посейдона. Или какого-то аспекта Посейдона, присущего тому месту, откуда происходит этот язык.

— И? — с досадой спросила Джада. — Есть идеи, где это могло бы быть?

По спине Дрейка пробежал холодок, и он содрогнулся. Нахмурившись, Нейт внимательно огляделся. Ему послышался шёпот?

Они вчетвером осматривали камеру при свете фонарей, хотя Уэлч в основном сосредоточился на кувшинах. Некоторые вещи не требовали объяснений. На основании каждого алтаря были изображения, повторявшие сцену с Владычицей Лабиринта из верхней камеры, а также другие, изображавшие Минотавра. В камне также были высечены и нарисованы на кувшинах лабрисы — символы лабиринта. Ещё во второй камере он заметил рисунки, ясно изображавшие трон из золота и другие предметы, окрашенные в этот цвет, что могло указывать на наличие сокровищ. Похожие изображения были и здесь. Но остальное было для него просто не читаемо.