М Фоменко - Брат гули-бьябона. Рассказы и повести о снежном человеке. Том II
Ли Чан на огромном блюде преподнес отдыхающим путникам горячее мясо.
— Какая нежность! — восхитился профессор, попробовав антилопы. — Какой дивный аромат! Поистине, Ли Чан, ты искуснейший из кулинаров! В тебя переселился дух императорских поваров древнейших династий хань и цинь.
В облаке скрылась луна. Польщенный Ли Чан устанавливал майхан. Телятников, закусив губу, заряжал револьвер, профессор дремал, ожидая зова слуги. Висковский, задумавшись, сидел над дневником. В легком ветре послышались глухие звуки, и засыпающий профессор, качая головой, путая слова, бормотал:
— Ночные голоса… По преданиям, то стонут убитые Чин-гис-ханом воины… Но это ветер разносит гудение камней… Вздутие почвы… Осыпающиеся пески…
Ли Чан внезапно вздрогнул, выпустил полотенце, и майхан упал.
— Кто-то идет, — вытянул голову Телятников. Висковский захлопнул дневник. Он также услышал шаги. Ли Чан подбежал к автомобилю й зажег фары.
В ослепительном свете прожекторов стояли две черные бесформенные фигуры людей.
ГДЕ КИНООПЕРАТОР?
С минуту длилось напряженное молчание. Двое пришельцев, заслонив руками лицо от света фар, стояли, не двигаясь с места, и Висковский успел разглядеть темные комбинезоны. К нему, как к самому ближнему, шагнул первый, огромного роста мужчина. Пораженные путешественники услышали немецкую речь.
— Guten Abend! Mit wem hab ich die Ehre in der Wuste Bekanntschaft zu machen? Flieger Kruger, — представился он. — Das ist mein Mechaniker Mayer[3]. (Добрый вечер! С кем имею честь познакомиться в пустыне? Пилот Крюгер. А это мой бортмеханик Майер.)
— Милости прошу, — засуетившись, пригласил профессор, припоминая немецкие слова. — Какая приятная неожиданность!
— Я вижу больше неприятностей в нашем происшествии, — сказал летчик, присаживаясь к огню. — Вынужденная посадка. Неделю мы сидели в песках и вчера доели последний бисквит.
— Ли Чан! — взволнованно крикнул Джамбон. — Скорей, скорей неси свою чудесную антилопу!
— Вы европейцы? — отворачиваясь от Джамбона, осведомился у Висковского пилот. — Осмелюсь спросить, откуда вы?
— Из Ленинграда, — в один голос произнесли геолог и Телятников, — из СССР.
Удивленно вскинув глаза, пилот потер маленькие усы и, как эхо, задумчиво повторил:
— Из Ленинграда… из СССР…
— Геноссен! — обычным своим тоном воскликнул Телятников (это было единственное известное ему немецкое слово). — Нажимайте, геноссен, на мясо.
Китаец принес блюдо жареного мяса и, наклонившись к Джамбону, что-то прошептал.
— Ночь, — пожал плечами ученый, — какая может быть охота?
— Аргали… Близко горы, тут водятся аргали.
— Но у нас гости. Нужно достойно принять.
— Майхан я поставил. Чай горячий. Мясо подал. Я скоро вернусь.
— Ступай, ступай, неистовый зверобой.
— Кушайте, — пододвинул Висковский мясо гостям. — Позднее вы нам расскажете о своих приключениях — Я это сделаю сейчас, — отрезая мясо, сказал Крюгер. — У нас нет времени задерживаться. Мы… туристы. Неделю назад вылетев из… (он назвал маньчжурский город), мы попали в бурю и, избегая урагана, потеряв ориентацию, сожгли все горючее. На этом кончается наша несложная история. Аппарат наш не более чем в полутора километрах отсюда. Из-за песчаных холмов вы не могли нас видеть, мы же слышали гул автомобиля и явились на огонь вашего костра. Сейчас меня главным образом интересует, сколько бензину вы сможете уделить нам для продолжения полета. Наш старый «BMW» будет превосходно работать даже на автомобильном бензине.
Со вниманием выслушал Висковский короткий рассказ пилота, и с самого начала ему не понравился его холодный и несколько требовательный тон.
— Не может быть сомнения, — поспешил заявить профессор, — мы поделимся с вами.
— Но вряд ли, — обдумывая каждое слово, сказал Висковский, — вас устроит пара десятков литров.
— Сколько у вас горючего? — отрывисто спросил Крюгер. — Каков ваш запас?
— Ничтожно мал, — сдерживая накипающее раздражение, сказал Висковский и, к ужасу профессора, добавил: — Прошу простить, но меня удивляет ваша манера разговаривать: вы как будто приказываете…
— Неделя в безвыходном положении… — пробормотал летчик, опуская глаза. — Извините меня… Поймите состояние…. нервы…
— Остается один выход, — заметил Телятников, когда Висковский перевел ему происшедший разговор: — геноссен поедут со мной. Полный газ — и через три-четыре дня мы на становище. Они закупают бензин, и машины доставляют им горючее к самолету.
С душевной благодарностью Висковский принял совет кинооператора и перевел его предложения немцам.
— Нет, это невозможно! — прежним тоном возразил пилот. — Есть другой выход. У вас, по-видимому, достаточно продовольствия. Вы одалживаете нам все свое горючее, мы улетаем и через сутки на самолетах вернем вам бензин.
Джамбон растерянно молчал. Уклоняясь от дальнейшего разговора, Висковский сказал:
— Отложим разрешение нашей задачи до утра.
— Доброй ночи, — поднялся пилот и, вытянувшись по-военному, щелкнул каблуками. — Итак, до утра. Идемте, Майер.
— Куда вы? — протянул руки ученый. — Отдохните на кошмах. Располагайте нами…
— Нет, нам нужно быть у машины.
— Я с вами, — вскочил Телятников. — Скажите им, Висковский, я хочу посмотреть самолет. Завтра я сниму замечательную встречу автомобиля с аэропланом в пустыне.
— В высшей степени рад, — вновь щелкнул каблуками пилот, — самолет близко.
— Русалка, неси кассеты, — приказал оператор сестре, — завтра генеральный съемочный день.
Пилоты ушли с Телятниковым и Граней, в это же время возвратился Ли Чан и незаметно присел к огню.
— Ну, что тебе дала ночь? — укоризненно сказал профессор. — Я отпустил тебя, надеясь, что ты действительно принесешь аргали{27} для туристов.
— Они не туристы… — еле слышно промолвил китаец.
— Я был у самолета. Они фотографируют… для карты…
— Ты был у самолета! — поразился Висковский. — Ты видел?..
— Я был… Я видел…
— Как ты посмел? — возмутился профессор. — Ли Чан, я не узнаю тебя!
Разгневанный профессор ушел в майхан. Висковский остался у костра записывать в дневник необычайную встречу. Он писал около двух часов, и уже рассветало, когда он вдруг оторвался от тетради, вспомнив про Телятникова. Отчего он так долго не возвращается? Продолжительное отсутствие кинооператора встревожило геолога. Он, сам себе не признаваясь, успел полюбить весельчака. Висковский положил дневник и поднялся на бугор. Два летчика со свертками в руках шли к нему навстречу.
