Евгений Федоровский - «Штурмфогель» без свастики
Напротив фамилий условными значками Коссовски обозначил, кто из них и какую информацию мог получить и передать в Москву.
Мессершмитт? Смешно и думать.
Зандлер? Труслив, малоопытен в таких делах, и вообще ему нет никакого смысла работать на русских весьма сомнительным методом. Гораздо проще передать им всю документацию того же «Штурмфогеля».
А его секретарша Ютта Хайдте? Умная, сообразительная девушка. Но она не может знать многого из того, о чем сообщают телеграммы.
Зейц? Коссовски вдруг вспомнил Париж, ресторан «Карусель». Тогда они сидели вместе — Коссовски, Зейц, Пихт и Вайдеман. В словах гарсона, подавшего бутылку, было употреблено слово «март»… Может быть, он звал Зейца? Зейц много знает и не так уж прост, каким старается казаться?
Коссовски много прожил и видел всякое. И все же не думал, что Зейц может быть Мартом. В противном случае он оказался бы суперразведчиком.
Механик Гехорсман? Коссовски раскрыл его дело. Нет, Гехорсман не может. Правда, Зейц пытался связать его имя с пропажей радиостанции у самолета «Ю-52». Но у Гехорсмана оказалось надежное алиби. Его видели в «Фелине».
Вайдеман? С фотографии на послужном списке на Коссовски глянуло широкое большелобое лицо Альберта. Отчаянный парень, твердый товарищ… Далеко же в таком случае пошел капитан Альберт Вайдеман.
Пихт? Коссовски недолюбливал баловней судьбы. Пронырлив, легкомысленно весел, смел до безрассудства, но не слишком умен. Пихт не может быть разведчиком. У него нет терпения и логики, той логики и последовательности, с какой работает Март, водя за нос всю контрразведку люфтваффе.
Регенбах? Милейший салонный Эви… В последнее время Коссовски даже сдружился с Эвальдом — с ним можно было работать, не опасаясь подвоха. Несколько раз Регенбах даже защищал Коссовски, давая самые лестные характеристики своему подчиненному. А это для начальника — редкое качество. Но откуда тогда у него потрясающая осведомленность о деятельности Мессершмитта в далеком Аугсбурге? Что-то Коссовски не помнит, чтобы Регенбах просил какие-либо материалы, касающиеся работы над реактивными самолетами…
Коссовски снял копии с личных дел людей, имеющих доступ к «Штурмфогелю», и начал записывать все, что могло относиться к каждому из них.
В дверь постучали. Коссовски машинально прикрыл газетой бумаги на столе.
Вошел Регенбах.
— Что нового, Зигфрид, сообщает пресса?
— Ерунду, — махнул рукой Коссовски. — Эхо, так сказать, московской битвы. Американцы пишут: «На обагренных кровью снежных полях России сделан решительный шаг к победе». Англичане выражаются еще лестней: «Мощь русских вооруженных сил колоссальна и может сравниться только с мужеством и искусством их командиров и солдат. Русские войска выиграли первый тур этой титанической борьбы и весь свободолюбивый мир является их должником».
— Я не люблю газет, — зевнул Регенбах и положил руку на плечо Коссовски. — А вас не насторожило, Зигфрид, что одна из телеграмм, посланная раньше из Брюсселя, была тоже подписана Мартом?
— Мне кажется, что Март пользовался несколькими станциями — и в Брюсселе, и в Лехфельде. Меня не удивит, если скоро мы перехватим его берлинскую телеграмму и тоже расшифруем.
— Да, вы правы, капитан. — Регенбах отошел к окну и долго стоял, глядя на низкое берлинское небо.
4В Берлине Пихт заканчивал свои последние дела. Канительно и трудно промчались те дни. Среди сослуживцев нашлось немало таких, кто с удовольствием соглашался выпить одну-другую рюмку с бывшим адъютантом генерал-директора Удета. Пихт написал рапорт с просьбой отправить его на фронт. Начальник канцелярии рейхсмаршала генерал-майор люфтваффе Димент, с кем Пихт не раз проводил время в обществе с Улетом, без обиняков заявил:
— На фронте пока вам нечего делать. Оставайтесь в штабе.
— Мне не хотелось бы, господин генерал… Здесь все стены напоминают об Удете.
Димент подумал и сказал:
— Пожалуй, вы правы. Но согласитесь, Пауль, война с русскими гораздо тяжелей испанской войны. Гораздо!
— Я готов воевать. — Пихт выпрямился. Димент развел руками и посмотрел на Пихта, как любящий отец на шалуна мальчишку.
— Вы знаете, с каким уважением я относился к генерал-директору, и ради его памяти я обязан отнестись к вам с должным вниманием.
— Благодарю вас, господин генерал.
— Поэтому… — Димент нахмурился и постарался произнести как можно строже, — поэтому я советую вам устроиться на каном-либо крупном заводе, скажем, у Мессершмитта, Хейнкеля или Юнкерса.
Пихт задумался. Дименту показалось, что он озадачен, вернее, захвачен врасплох этим предложением.
— Что же я буду там делать? — спросил Пихт тихо.
— В перспективе можете стать испытателем, если у вас такое же крепкое сердце и нервы, как прежде.
— У Мессершмитта работает мой друг… Еще с Испании… Но позвольте подумать.
— Разумеется.
Пихт вышел из кабинета и закурил. Сразу же зазуммерил телефон. Адъютант Димента скрылся за дверью и, через минуту выйдя, весело подмигнул Пихту:
— Шеф звонит Мессершмитту о тебе.
«Значит, Димент заинтересован в лишнем глазе в фирме строптивого Вилли», — подумал Пихт.
Когда он вошел обратно к Дименту, генерал объявил о назначении Пихта, как о деле решенном:
— Надеюсь, Пауль, что вы и впредь не будете порывать связей с министерством. В ваших же интересах. Нам нужно, чтобы у Мессершмитта служил наш человек. Я вас рекомендовал Вилли, и тот с радостью согласился принять вас в летный отряд.
Пихт рассмеялся:
— Вы меня женили, а я даже не видел невесты.
— Поверьте мне, старому волку, что для вас это будет самая легкая и перспективная служба. Да, перспективная. А ваш рапорт с просьбой отправить на фронт я пока положу в ваше же личное дело.
У Вилли Мессершмитта были свои виды на Пихта. Разумеется, он не забыл тех услуг, которые оказывал Пихт в бытность свою адъютантом Удета. Но даже если бы забыл, то сейчас он хорошо знал, что Пихт в какой-то мере останется связанным с прежними сослуживцами и может оказать немало услуг фирме. Кроме того, Пихт в курсе дел других конструкторов, в первую очередь Хейнкеля, и, конечно, он не преминет поделиться об этом с новым шефом, то есть с ним, Мессершмиттом.
…Как только Пихт приехал из Берлина, секретарша, которой обер-лейтенант каждый раз привозил столичные подарки, сразу же доложила о нем Мессершмитту.
— Садитесь, Пауль, — предложил Мессершмитт, но уже не встал навстречу. — Мне звонил Димент, и я готов дать вам любую летную должность. Скажем, испытателем на завод, где строят мои «сто девятые». Или… — Мессершмитт хитровато посмотрел на Пихта, — или в Лехфельд. Мне сдается, что вы большой поклонник новых самолетов.
