Сергей Мстиславский - Крыша мира
И вот приходит к нему однажды лисица, не тамошних мест: никогда не видывал кальмург такого зверя. Пришла и говорит: «Брось мне одного твоего детеныша — я его съем». — «Не дам, — отвечает ястреб. — Он, малый, мне дорог, как дорог беку беднейший даже кишлак его родовой вотчины: кто даст родных на съедение чужеземцу?»…
— Ты где же эту сказку слышал, Гассан-бай? — прервал, еще более пришурясь, Рахметулла. — На Зеравшане или в веселом квартале Самарканда… от красноногих?
— Нет, здесь, в Гиссаре, таксыр, — вызовом блеснул глазами Гассан. — На пути от перевала сюда повторяли мне эту сказку.
— Тем забавнее, — улыбнулся татарин. — Продолжай: ты складно говоришь… На пользу тебе пошла езда с тура-шамолом.
— Так вот, — продолжал Гассан, — ястреб говорит: «Не дам». А лиса ему: «Не дашь — всех загубишь. Дерево-то твое чуть-чуть стоит. Вот-вот свалится — всех передавит. Я знаю, как дерево укрепить. Дашь птенца — сделаю».
Испугался ястреб: а ну как в самом деле — что я в дереве понимаю! Бросил птенца. Лисица съела, походила, походила, похлопотала чего-то в кустах, выходит опять.
«Ну что: стоит? Видишь?»
«Вижу, — отвечает ястреб — совсем толк потерял. — Стоит твердо».
«То-то! Давай еще птенца. А то свалится».
Бросил ястреб второго, потом третьего… много перебросал.
Увидел залетный ворон, как жрет лисица ястребиных птенцов. Удивился, спрашивает ястреба:
«Ты что же это своими детьми вонючую тварь кормишь?»…
Скулы Рахметуллы дрогнули.
— Повтори, я не расслышал, Гассан-бай: как ты сказал — «вонючую тварь»?
— Доподлинно: «вонючую тварь», — радостно осклабясь, закивал головою Гассанка. — Именно так и сказал ворон ястребу: «вонючую тварь». А ястреб ему: «Как не кормить. Она грозится, что без нее мое дерево свалится, всех птенцов передавит. А так — хоть которые-нибудь живыми останутся».
«Гони ты ее в шею, — говорит ворон, — я ее знаю, обманщица она и воровка. Не давай ей птенцов, нипочем».
Сказал — улетел.
Приходит опять лисица — требует птенца. А ястреб ей:
«Не дам тебе больше моих детей огладывать. Пошла прочь, с чем пришла, ободранная!»
«Кто же это тебя научил уму-разуму?» — спрашивает лисица.
«Сам научился».
«Ну, это ты, ястреб, врешь. Признавайся, кто тебя научил: может быть, он и меня научит».
Ястреб был прост. Сказал: «Ворон»…
«Сквитаемся!» — думает лиса. Ушла в дикое место, в чащу, где ворон летает, запряталась так, что и признака лисьего нет, и высунула на тропу язык. Летит ворон, видит: лежит на дороге язык: что слаще! Спустился — потянул клювом, а лиса его — хап! — за шею…
— Та-ак! — протянул Рахметулла. — На язык поймался мудрый ворон?
— Сказ признает: было такое дело — многое может лисий язык. Поймала лиса ворона… «Насказал ястребу, наскажешь еще кому: я тебя лучше съем».
«Не ешь меня здесь, лиса», — стал уговаривать ворон.
«Скажи, пожалуйста! А где же прикажешь тебя съесть?»
«Где-нибудь на высоком месте, чтобы весь мир увидеть мог, какой твой великий подвиг, как ты меня, ворона, ешь».
«Это ты, пожалуй, дело говоришь», — согласилась лиса. Вынесла ворона на высокое, на открытое место.
«Ну вот, сделала по-твоему. Теперь съем!»
«Ешь, такая уж, видно, моя судьба, — говорит ворон. — Только, пожалуйста, прочти прежде молитву: я перед смертью послушаю».
«Аллах акбар…» — начала лиса, разинув рот. А ворон в тот же миг взвился под самое поднебесье. Хватилась лиса — да поздно. Ударила себя хвостом но облезлому боку. Говорит:
«Надо было сначала голову откусить, а потом и молитву читать. А теперь второй раз не поймаешь!»
— Хорошая сказка, — весело рассмеялся Рахметулла. — Спасибо, Гассан-бай, за науку. Но сказка твоя — о глупой лисе. Я знаю сказку — о лисе умной. Вы, может быть, запишете ее, таксыр: вы ведь собираете песни и сказки?
— С радостью… если только я уже не знаю ее, таксыр.
— Нет, это новая… и здешняя, тоже гиссарская сказка. Вы пишите?
О ЧЕЛОВЕКЕ И О ЗМЕЕ— Шел однажды человек по горам, видит — змея на дороге. Нездешняя — неведомо откуда заползла. Устала. Еле шевелится. Трудно ей — степной — по горной тропе. Гибнет. Заметила человека. Говорит:
«Зацепи меня на свой аркан, на шелковый, дотащи меня до вольного простора, чтобы мне жить».
«Нет, — говорит человек. — Знаю я вашу змеиную повадку. Я тебя вызволю, а ты меня ужалишь».
«Клянусь тебе семенем змеиным — не ужалю».
Поверил человек, зацепил змею на шелковый аркан, накормил, напоил, дотащил на себе до вольного простора.
«Ну, — говорит, — змея, вылезай теперь из моего аркана, ползи себе с миром».
«Как не так, — отвечает змея. — И аркана твоего шелкового не отдам и тебя самого насмерть ужалю».
И нацелилась зубом.
Видит человек — гибель пришла. Взмолился:
«Нельзя так — обычая нет. Не кусай меня без свидетелей».
«Ладно, — говорит змея. — Обычай — за меня. Пойдем свидетелей искать».
Пришли к Иве придорожной. У дороги стоит, много видит, обычай знает.
«Скажи, — спрашивает человек, — вот я оказал ей гостеприимство. Чем платят за добро?»
Качнулась Ива всеми ветками:
«Обычай — тверд: за добро платят злом».
«Ага, — злорадствует змея. — Удостоверился? Подставляй шею!» — и нацелилась зубом.
Упросил, однако, человек пойти дальше: по обычаю — не меньше двух свидетелей надо.
Пошли дальше. Встретили лису. Лиса спрашивает:
«Что за чудеса? Кто кого поймал — не разобрать: человек змею или змея человека?»
Человек отвечает:
«Я ее обнял, а она меня душит. Гибели моей хочет, так как за добро — платят злом».
«Правильно, — говорит лиса. — Хорошо рассудила змея. И сама она — ах, хорошая! Ну-ка, вылезь из петли, брось аркан, проползи — я на тебя посмотрю хорошенько».
Змея выскользнула из аркана и поползла, щеголяя.
«Человек, бей ее палкой!» — крикнула лиса. Человек ударил змею палкой и убил. Так он избавился от опасности и вернулся в прежнее свое жилище, славя бога. Велик Аллах!..
— Не кажется ли вам эта сказка более согласованной с жизнью, чем детская сказочка Гассана, дорогой мой тура-шамол?
— Ничуть, — отвечал я, прихлебывая чай. — Палка — малоубедительный в моих глазах довод. И от замены умного ворона глупой и дохлой змеей я не вижу выигрыша в смысле: две эти сказки говорят, конечно, об одном, но т о л ь к о первая кажется мне взятой из жизни, вторая — пустой вымысел без силы.
— Мы не в последний раз видимся, — тонко улыбнулся Рахметулла. — Найдется время еще и для третьей сказки. Когда-то я недурно сочинял их. Я постараюсь составить на досуге новую, в которой будет опять и вонючая, облезлая лисица, столь полюбившаяся острому вашему уму, и умный залетный ворон… Я придумаю более убедительный для вас конец.
