Олег Северюхин - Русий Велибог
Похоронили Русия во внутреннем кладбище. Приехали за телом мать его настоящая, и какой-то полковник из органов, друг семьи.
Стали выкапывать тело убиенного, а ящик, что вместо гроба использовался, пустой оказался. Только простыня в ящике, в которую его завернули. Стали следствие проводить, да только никакого результата от следствия и не было.
А еще через неделю явился Русий ко мне в камеру.
— Здравствуй, Никодим, — говорит он мне. — Здравствуйте, братия, — говорит он моим сокамерникам. — Вот и я явился к вам, как и обещал вам во время последнего ужина. Если не веришь, что это я, то потрогай меня, — и он протянул ко мне руку. — Я всегда буду рядом с вами. Только видеть меня совсем не нужно. Я буду то офицером в армии, то министром в правительстве, то бизнесменом в каком-нибудь деле, то дипломатом в посольстве, то священником в храме, то нищим на паперти, то старичком в парке, но я буду везде, и горе будет тому, кто интересы России поставит ниже всех других интересов. Отец мой терпелив, но и у него терпение не безгранично, а я не смогу ослушаться его. Живите по совести, братие, и не забывайте наши заветы, — с этими словами он исчез.
Скоро будет мое освобождение. Я уже себе выбрал приход, где мы построим первый храм России.
Вот и все, что рассказал мне бывший сокамерник Велибога. Сейчас он пока числится вроде как сектанта, потому что власть противится строительству храмов для неизвестных богов и неизвестных религий.
Являлся Русий и ко мне. Я считаю, что наяву это было, так как я руку ему жал, чай мы вместе с ним пили. В субботу это было. День нерабочий, но у нас ведь еще с коммунистических времен заведено, что чиновник все время должен быть начеку, а вдруг начальнику захочется прикурить, а у него спички под рукой нет или вдруг что-то в голову втемяшилось, а что — непонятно. С кем по этому поводу проконсультироваться? А вот с тем, который невероятные факты изучает. Давай, умник, разъясняй. А его на месте нет. Отдыхать, подлец, вздумал? А, может, он и не такой умный? А, ну-ка, заменить его на такого, который всегда под рукой и у которого «так точно» на любой вопрос имеется.
Я не видел умершего Русия, но зато видел вытянувшиеся физиономии службистов по исполнению наказаний. Им-то как отчитываться? Где тело? Представь его, а не то припишут побег опасного до невозможности преступника со всеми вытекающими из этого последствиями.
Была и по моей личности проверка, так как я хотел спасти для России феномена и даже пошел чуть ли не на должностное преступление, да только ничего доказать не смогли. Оказался непричастен ни к чему.
— Иван Николаевич, — сказал Русий. — Я больше здесь не появлюсь и меня никто не увидит. Но будут появляться люди, которые призваны работать на благо России. Помогите им, чем сможете. По щучьему велению ничего не делается. Нужно работать, веря в свою страну.
— Хорошо, Русий, я все сделаю, как ты просил, — сказал я, — а как же Катерина, она знает, что с тобой?
— Нет, Катерина не знает ничего, — задумчиво ответил Русий, — у нее своя жизнь. О ней не знает никто. Она будет заниматься своим делом, помогая людям, находящимся рядом. Летает в своей ступе, которую я ей сделал в последнее лето. Люди назовут ее ведьмой, я называю ее женщиной, которая ведает все. Птичка, прилетевшая от нее, была последней. Она сообщила, что всегда будет моим другом. Я тоже буду ей другом.
— Удачи тебе, Русий Велибог, — сказал я и протянул ему руку.
— Спасибо, — сказал Русий, — только кто его знает, где находится настоящая удача. Иногда неудача оказывается частью большой удачи и большая удача частью другой неудачи. Нужно находить положительное во всем, потому что все, что ни делается, делается к лучшему, — сказал он и исчез.
Мне кажется, что черты его лица есть в каждом человеке, для которого не безразлична судьба России.
Эпилог
Лес шумел. Грозно шумел. То ли собирался идти куда-то воевать, то ли ждал врагов, с которыми нужно было схватиться не на жизнь, а насмерть.
Лес жил сам по себе, давал приют всем его обитателям и выполнял волю богов, его создавших и взрастивших. Лес сам был богом. Богом жизни. Он давал жизнь и брал ее.
С какого-то времени в лесу появились новые боги. Они были малы и неразумны. Они ломали лес. Сжигали его, восстанавливали, холили, расчищали от валежника, и снова жгли, рубили на дрова или на домовины, клали срубы домов, делали посуду и снова жгли, добывая черный уголь и золу, которой удобряли землю и смешивали с водой для мытья головы и стирки одежды.
Лес шумел, но только вверху. Внизу было тихо, было слышно лишь поскрипывание огромных стволов вековых деревьев. В просвете между деревьями был виден отблеск огня, просачивающийся сквозь щели огороженного капища. Возле огня сидел древний старец с белыми волосами и белой длинной бородой. Он неотрывно смотрел в огонь и шевелил губами, как будто разговаривал с огнем или с тем, кто был этим огнем.
Огонь всегда был живым. Когда он был добр, он грел, готовил пищу, раскалял металл, лечил хвори. Когда он был зол, он уничтожал все, что попадалось ему на пути.
Старик бросил что-то в огонь. Огонь вспыхнул, затем погас, что-то затрещало в углях и снова языки огня весело заплясали на головешках.
— Меня просто так не возьмешь, — как бы говорил огонь старику, — брось еще ветку и ты со мной не справишься. Я молодой, я сильный…
— Здоров будь, Велимудр, — возникший из темноты леса пожилой степенный мужчина с суковатой палкой в руке поклонился в пояс и подошел к огню. Следом за ним подошло еще пять человек, одетых в белые рубахи и с палками в руках.
— Здравы будьте, братие. Все пришли, — спросил Велимудр, — а где-то Нехор задерживается? Все время с чем-то он не согласен и в разные истории попадает. Подождем или разговор вести будем?
— Так что, семеро одного не ждут, а нас семеро и собралось, — сказал один их старцев, — давай, Велимудр, говори, зачем собрал.
— Я вот думаю, — сказал старец, — как нам увековечить нового бога — Велибога. Недавно он приходил ко мне сюда, на капище. Беседовали мы с ним долго.
Говорит мне Велибог:
— Стала Россия страной посредственной, где посредственности себя вольготно чувствуют, никаких перемен не хотят, и делать ничего не хотят, все ждут, что кто-то придет и все им сделает, а их с боку на бок перевернет.
Те, кто могут что-то делать, делают, слово свое молвят, а их за это отдают под суд, доходы присваивают, а доходное дело уничтожают, раздавая по кускам тем, кто поближе к трону приспособился или на выборах голосил громче всех.
Именитых купцов обдирают как липку при всем честном народе. Купцов пожиже за людей не считают. Мытари да проверщики всякие по рукам и ногам вяжут, в рот заглядывают, не спрятал ли туда какую полушку.
