Исай Калашников - Повести
Сысоев отрицательно покачал головой.
— Вы заблуждаетесь. Все было не так.
— А как?
— Я ждал Веру…
— Где?
— На автобусной остановке.
— Сколько времени?
— Долго. Ждал. Время вышло. Я все-таки ждал. Потом услышал выстрел. И крик. Что-то заставило меня пойти туда. — Сысоев говорил медленно, тихо, словно самому себе. — Там уже были люди. Вера лежала на земле.
— Миньков был там?
— Не помню. Не видел.
— Вы постояли и ушли?
— Да.
— Не представляю… Я этого себе не представляю, Сысоев. Вы пытаетесь убедить меня, что не виноваты. Но как я могу поверить вам? Вы видите на земле женщину, истекающую кровью. Любимую женщину. В нормальных обстоятельствах вы бы подняли ее на руки, понесли в дом, постарались оказать помощь… Но вам было не до этого. Разве не так?
— Так, — подтвердил Сысоев. — Вера лежала на земле. Глаза ее были открыты. В глазницах накопилась дождевая вода. Я понял: мертвая. — Зябко передернул плечами. — Я пошел. Куда? Зачем? Не знаю.
— И все?
Сысоев глубоко затянулся, вместе с табачным дымом выдохнул:
— Все.
Сигарета в его руке подрагивала, и пепел сыпался на колени.
— Я, признаться, считал, что вы способны придумать что-нибудь более интересное, — сказал Алексей Антонович, чувствуя, как в нем нарастает необоримая вражда к этому человеку.
— Я сказал правду.
— Правду вы пытаетесь скрыть, Сысоев. Но ваши усилия напрасны!
Резкость тона не подействовала на Сысоева. Он снова погрузился в себя. Даже курить перестал. Окурок сигареты лежал на краю пепельницы, и синий дым тонкой ломаной струйкой тек к потолку.
Алексей Антонович посидел молча, собрался с мыслями и начал быстро задавать самые различные вопросы. Сысоев отвечал односложно, не выходя из состояния отрешенности. Ничего нового его ответы не давали. В душе Алексея Антоновича копилось, накипало глухое раздражение и вместе с ним крепло подозрение — Сысоев намеренно уходит в себя, это средство самозащиты, как панцирь для черепахи или раковина для моллюска.
Отправив Сысоева в камеру, посмотрел на часы. Надо срочно заказать город. Полковник, наверное, уже ждет его доклада. Убийство не шуточка. Ход расследования интересует не одного полковника. И над ним начальство висит, требует…
Заказав телефонный разговор с городом, прошелся по кабинету, обдумывая доклад. Хромовые сапоги тихо поскрипывали, зеркально взблескивали в полосе света, падающего из окна. На носке правого сапога темнело небольшое пятно, оно притягивало взгляд Алексея Антоновича, сбивало с мыслей. Не выдержал, концом ковровой дорожки вытер носок. Пятно исчезло. И в это время зазвонил телефон.
— Ну, так чем порадуешь, Алексей Антонович? — спросил полковник.
Ему хотелось сказать коротко и четко: «Преступление раскрыто, преступник арестован». Эта фраза родилась еще в бессонную ночь в поселке, когда расследование лишь начиналось. Уже тогда он верил, что именно так и доложит начальству. К сожалению, сказать так он пока не имеет права. Сказал иначе:
— Думаю, товарищ полковник, дело закруглим в ближайшие два дня. Подозреваемый сидит у нас.
— Сняли показания?
— Сам дважды допрашивал. Выкручивается, конечно.
— Он кто? Местный?
— Нет. Тут вот что получилось…
Начал было объяснять, но полковник перебил его:
— Подробности потом. Какими располагаете уликами?
— Пока лишь косвенными.
— А вещественные доказательства?
— Пулю разыскали.
— Скудновато, — в голосе полковника явственно прозвучало разочарование.
— Косвенные улики, товарищ полковник…
— И все-таки не очень на них полагайтесь. Еще раз спрашиваю: нужна ли помощь?
— Я же сказал: самое позднее через два дня дело будет завершено.
— Ну хорошо. Давайте мне его данные. На месте работы проверим, что это за птица. А вы не успокаивайтесь. Надеюсь, вам понятно, что прямые доказательства ничем заменить нельзя?
— Понятно, — с обидой сказал Алексей Антонович, вдруг вспомнив, что полковник старше его всего на каких-то три-четыре года.
Обида не прошла и после того, как разговор был окончен. Хорошо давать советы и поучать с высоты своей должности. Ты вот попробуй… И помощников навязывает. Думает: тут ни на что не способны… Алексей Антонович остановил себя. Так можно черт знает до чего додуматься. Пусть полковник говорит и думает все, что душе угодно. Надо ему доказать, что и тут люди дело свое знают, работать умеют…
Приказал снова привести Сысоева. Бился с ним полдня. Был и груб, и мягок, втягивал в спор и уговаривал. Сысоев, однако, вел себя по-прежнему, от вопросов не уклонялся, но отвечал так, что зацепиться было не за что, с тихим упрямством утверждал: не стрелял, не убивал. Измотался с ним вконец и ничего, ровным счетом ничего не добился. Хуже того, внезапно понял, что не в силах сломить это тихое упрямство, взломать скорлупу, в которую он то и дело уходит. Может быть, что-то получится у Зыкова. И то, что Зыков стал его единственной надеждой, было неприятно. Но еще хуже будет, если ничего не получится и у Зыкова. Тогда придется просить помощи у полковника. А это равносильно признанию собственной несостоятельности.
Зыков приехал на попутной машине. Сразу же зашел к нему в кабинет, снял пропыленный плащ, сел на стул, на котором недавно сидел Сысоев. Незамутненно голубели его глаза, на толстых губах дремала улыбка, розовели гладкие щеки, и весь его благополучный вид сейчас раздражал Алексея Антоновича.
Молча выслушал его и достал протокол допроса. Зыков склонился над ним. Солнце просвечивало его мягкие волосы, и они золотисто пламенели — почти нимб, свидетельство ангельской безгрешности. Читал Зыков внимательно, на отдельном листке делал пометки для себя, там же нарисовал какие-то кружочки, соединил их линией.
— Что вы думаете обо всем этом? — нетерпеливо спросил Алексей Антонович.
— Разное думаю… Хочется взглянуть на этого человека.
— Наглядитесь… — усмехнулся Алексей Антонович.
Он подробно рассказал обо всем том, что не могло быть отражено в протоколах. Зыков слушал внимательно, задал несколько вопросов, но отношения своего не высказал, и что он думает о Сысоеве, Алексей Антонович так и не понял. Встал из-за стола.
— Садитесь и ведите допрос. А я послушаю.
Зыков по-хозяйски расположился за столом. Когда ввели Сысоева, он встал и официально представился. Сысоев, взглянув на следователя без интереса, сел на место, ставшее для него уже привычным, опустил голову, безразличный ко всему на свете.
— Я ознакомился с вашими показаниями, — как-то очень буднично, словно продолжая начатый разговор, сказал Зыков. — Нужны некоторые уточнения. Будьте, пожалуйста, повнимательнее.
