Густав Эмар - Тунеядцы Нового Моста
— Разумеется!
— У меня, правду сказать, от всего этого голова не на месте, и я действую ощупью.
— Сейчас все поймешь. План мой так же прост, как все, что я тебе до сих пор говорила.
— Peste!14 Вот увидим-то мы славные штуки, госпожа дипломатка! Еще немножко, мой ангел, и ты, право, будешь ловчее даже твоего хваленого Ришелье.
— Ты надо мной смеешься, милый братец, но напрасно, мне так мало дела до политики…
— Это и видно; что же было бы — sang Dieu! — если бы ты ею начала серьезно заниматься?
— Опять!
— Не буду, дорогая. Продолжай, я не шучу больше.
— Слушай, вот наш план. Поссорить короля с королевой, самим внешне оставаясь в хороших отношениях с обеими партиями; ничего самим не вызывать и бить наверняка; поднять при этом войну с гугенотами, чтобы сделаться необходимыми; до такой степени подзадорить их, чтобы вожди перессорились между собой и солдаты не знали, кого слушаться.
— Все это прекрасно, сестрица, но мы-то, ничтожные, что можем сделать?
— Братец Жак, друг мой, — произнесла девушка, от души рассмеявшись, — ты простодушно сказал самое главное слово!.. Да, мы ничтожны, но потому-то и страшны. Ну, кто нас станет остерегаться, не так ли?
— Никто, конечно.
— А в этом-то и заключается наша сила; наша работа никому не заметна и не слышна и от этого опасна.
— Диана, честное слово, ты пугаешь меня!
— Ребенок! — воскликнула она, презрительно улыбнувшись. — И ты еще называешься мужчиной? Да ты ничего еще не знаешь.
— Как ничего не знаю?
— Конечно!
— Пощади, сестрица, я не привык к таким головоломным задачам; у меня голова трещит. Sang Dieu! Это-то называется политикой?
— Напрасно пугаешься, милый Жак; я не злая женщина: если хочешь, можешь еще отступить.
— Нет, ни за что! Я дал честное слово; но я ведь буду богат, да, голубчик?
— Или умрешь… да, братец.
— Что смерть! Богатство — вот главное. Я весь в твоем распоряжении: дело слишком соблазнительно.
— Ну, вот теперь я тебя узнаю: как всегда, любишь опасность.
— И золото, дорогая, золото, не забудь!
— Видишь ли: кроме главы партии, герцога де Рогана, есть еще другие, которые если и пользуются только второстепенным влиянием, так зато играют большую роль своим именем, знатностью, а главное — богатством.
— Да, я многих из них знаю.
— Не о тех речь.
— Да я еще их и не назвал.
— Дай договорить, пожалуйста.
— Слушаюсь, господин президент!
— Гадкий шутник! Замолчишь ли ты? — она погрозила ему пальцем.
— Ну, говори, говори!
— Между этими второстепенными вождями есть один, играющий значительную роль, хотя и против своего желания. Это граф дю Люк.
— Граф дю Люк! — с удивлением вскричал Жак. — Влюбленный в свою жену и скрывшийся в своем замке, поклявшись не вмешиваться в политику!
— Да.
— Странно!
— Теперь вокруг нас много странного делается, братец.
— Это правда, sang Dieu! Я и сам начинаю так думать.
— Граф дю Люк выбран гугенотами идти с депутацией представить объяснения королеве-матери.
— Те-те-те! Он хорошо начинает, как кажется?
— Это тебя удивляет, брат? Граф дю Люк, как горячая лошадь, если уж примется за что-нибудь, так бьется не на жизнь, а на смерть, не щадя ни себя, ни других.
— Ну, хорошо, что же дальше? Я тут кое-что начинаю смекать.
— Что такое?
— Сказать?
— Если я сама тебя спрашиваю!
— Его надо сделать шпионом Ришелье?
— Не совсем, но врагом де Рогана; я берусь за это с твоей помощью.
— В чем дело? Оно, кажется, нелегко.
— Легче, нежели ты думаешь.
— Да? Де Роган — кумир этих гугенотов.
— Да, но ведь всякий удар можно парировать.
— Конечно, только тут, не понимаю, каким образом.
— Ты глупец, Жак.
— Согласен, мой ангел, но это ведь не ответ.
— Для парирования послужит Жанна дю Люк.
— Не понимаю!
— Ты сегодня очень непонятлив!
— Что делать! Плохо спал.
— Оливье дю Люк до безумия влюблен в свою жену.
— Sang Dieu! Она стоит того!
— Приторная блондинка!
— Ты говоришь, потому что сама — роскошная брюнетка. Ревность, мой ангел!
— Ты с ума сошел! Наконец, граф ревнив, как тигр.
— Скажите! Бедняга! Но чего ему бояться?
— Всего.
— Полно! У него неприступный замок.
— Не такой неприступный, как ты думаешь. Несколько дней тому назад, когда графа не было дома, явился какой-то господин, по всей вероятности бежавший от преследования, и просил убежища в замке Мовер. Его приняли.
— А как его фамилия?
— Какой-то барон де Серак.
— Совершенно незнакомое имя.
— Может быть, но дело вот в чем: барон передал графине письмо — рекомендательное, как он говорил; прочтя его, графиня, до тех пор холодная и сдержанная, вдруг сделалась мила и любезна до такой степени, что барон де Серак вместо одной ночи провел в замке пять дней.
— Ого!
— И уж не знаю, какими только любезностями его в это время не осыпали.
— Они знакомы?
— Я подумала это.
— Что-то похоже на любовника.
— Да, как будто.
— Одним словом…
— Одним словом, барон де Серак отлично может помочь нам поссорить графа с женой.
— Что же нам из этого?
— Ну, и с протестантской партией вместе с тем.
— Опять теряюсь.
— Ах, какой ты бестолковый! Да ведь барон де Серак — один из главных вождей партии, если не самый главный.
— А! Как же его настоящее имя?
— Это тебя пока не касается.
— Ну, все равно, с меня и без того довольно, моя дорогая. Итак, когда граф поссорится со своей партией…
— Он будет наш.
— Да, но я думал, что ты его любила?
— Это, Жак, опять другое дело.
— А!
— Да, и касается меня одной.
— Как хочешь. Но как же довести до ссоры?
— Очень легко. Через несколько дней граф будет в Париже.
— Ты знаешь, где останавливаются приезжие в городе?
— На Тиктонской улице, в гостинице «Единорог».
— Знаю.
— Впрочем, он там не станет долго сидеть.
— Очень может быть.
— Есть такие места, где бы часто собиралась знать?
— Очень много; «Клинок шпаги», например.
— Ну, так твое дело встретиться с ним и строить все.
— Не беспокойся, милочка, не пройдет десяти минут после того, как мы с ним увидимся, и граф так поссорится с женой, что никогда больше не сойдется, клянусь тебе!
— Как же ты сделаешь?
— Это уж мое дело.
— Ну, хорошо! Даю тебе карт-бланш.
— Sang Dieu, я ею широко воспользуюсь.
— Сколько душе угодно!
— Но ведь каждая война требует капитала. Когда разрыв совершится, кто будет платить?
— Епископ Люсонский.
— Сколько?
