Сергей Саканский - Искатель, 2013 № 09
— Не плачьте, теть Надь, — Ульяна бросилась ее утешать. — Не вернешь уже ничего…
— Да это я так, вспомнила, будто живую ее увидела… Тоска нахлынула. Знаешь, ты не подумай чего, но кажется мне, что Гришку твоего она любила, так и не смогла забыть, потому и маялась. А он гордый, сказал, как отрезал. Вычеркнул ее из жизни, и все, нет человека. Умерла она для него в тот день, а потом и в самом деле умерла. И за Диму не хотела она выходить, тянула до последнего, не любила его. Но когда ваша свадьба была назначена, поняла, что все, потерян Гриша для нее навсегда. От отчаяния замуж решила выйти, мол, стерпится — слюбится. Или назло. Гришке твоему назло. Про него не скажу, не знаю, любил он Галю или нет… Что там у них вышло, что так его отвратило? Поэтому осуждать не буду. И ты, Уля, тоже не виновата, на тебя у меня ни зла, ни обиды нет. Сама мучаешься. Тебе-то, Господи, за что?
— Люблю я его, теть Надь. Сильно люблю.
— Что ж, счастья тебе, как говорится.
— Спасибо, — Ульяна встала, — если что-то нужно, скажите, я помогу.
— Тебе спасибо, деточка! Встану скоро, сама понемногу шевелиться начну.
Ульяна вышла на улицу, притворила за собой дверь. Любила, значит, надеялась. Знала она Галкин характер, одними надеждами жить не в ее правилах. Домогалась, небось, пока никто не видит, стерва. Былая неприязнь снова вышла на поверхность, заставив Ульяну задохнуться от возмущения. И что за бабы такие бывают, липучие, как смола. Их в дверь, они в окно! Никому покоя от них нет. Прости, Господи, что скажешь, но с того света и то достать умудряются! Правду говорили, ведьма, чистая ведьма! Хоть иди и кол осиновый в грудь ей вбивай.
В понедельник бюллетень закончился, и Гриша вышел на работу. Приходил вовремя, повеселел немного. Вечерами уже тепло стало, и они с Ульяной по деревне прогуливались.
Как-то Ульяна решила к Светке зайти. Светка мальчика родила, Ульяна давно зайти собиралась, да все настроения не было. Теперь же купила ребенку игрушку, торт к чаю и пошла.
Светка встретила ее приветливо, обняла, расцеловала.
— Ну, подруга, проходи! Совсем меня забыла, не заходишь, не интересуешься…
— Прости, закрутилась. То то, то это…
— Да, ладно, — Светка махнула рукой, — я не обижаюсь, у самой забот полон рот. Кручусь как белка в колесе.
— А Витька где?
— Работает. Сверхурочно. Ему теперь зарабатывать надо хорошо. Пополнение у нас, видишь!
Ульяна подошла к кроватке, где лежал спеленатый младенец. Вздохнула. Скоро и она могла бы такого нянчить, да, видно, не судьба.
— Как назвали?
— Не придумали пока. Ссоримся из-за этого. Я Ярославом хочу, а Витька — Борей, в честь деда.
— Что за имя — Ярослав? Не нашенское какое-то… Боря лучше. И где только ты всего этого нахваталась — Ярослав?
— Вот и Витька так говорит, как ты прямо. Ладно, уговорили, Боря так Боря. Только, по мне, оно хряка нашего напоминает. Того тоже Борькой звали.
— Ну, Светка, ты и скажешь! Мало ли как хряка назовут! — Ульяна засмеялась. — Мать поросенка брать собралась, так посоветую ей его Ярославом назвать, чтобы тебе не обидно было.
Светка расхохоталась.
— Пошли чай пить, подруга! Соскучилась я по тебе, поболтаем. — Светка поставила чайник, Ульяна разрезала торт.
— Видно, как соскучилась. Взяла бы да сама зашла.
— Да куда мне с пузом, а как весна наступила, ноги отекать стали, не до гостей. Лучше расскажи, как у тебя?
— Как-как… По-всякому.
— Слышала я, пьет Гришка. Вся деревня судачит.
Ульяна хотела ответить резко, но передумала. Тяжело стало одной груз носить, поплакаться захотелось.
— Пьет. Ума не приложу, что и делать. Боюсь, дальше хуже будет.
— Может, к врачу его свозить?
— А поедет ли? Сомневаюсь я что-то. Разве он себя пьяницей считает? Нет, конечно.
— Я тоже думаю, не поедет. А ты тогда к бабке Фросе сходи, в соседнюю деревню. Она, говорят, от пьянства по фото избавляет. Я тебе и адрес дам.
— Давай.
Светка встала, протянула Ульяне бумажку с адресом. Заплакал ребенок, Светка подошла к кроватке, вынула его, стала качать.
— Подожди, я покормлю, есть ему пора. — Расстегнула верхнюю пуговицу на халате, вытащила налитую молоком грудь — тяжелую, всю в синих прожилках взбухших вен, так что казалось, она сейчас не выдержит внутреннего напора жидкости и лопнет, — и сунула красный сосок в рот младенцу. Тот громко зачмокал.
— Ишь, присосался! — Светка умиленно смотрела на сына. — Как клещ! Сосет как сумасшедший, всю грудь зараз съедает! Аппетит!
Светка после родов поправилась сильно, стан располнел, как у дойной коровы. Руки налились, бабой стала, ядреной, здоровой. Ульяна по сравнению с ней как тростинка — тоненькая, стройная.
— Что-то ты, Ульяш, похудела, я смотрю. Совсем истаяла от семейной жизни. Слышала про твоего, — не удержалась Светка, — что полюбовница его в леспромхозе умерла, муж забил до смерти.
— Кто тебе это сказал, про полюбовницу? — Ульяну неприятно кольнуло.
— Да все говорят. Верка продавщица рассказывала.
— Врет твоя Верка, не слушай ее. Нет у Гриши никаких полюбовниц. Нет и не было. Сплетни все. А что учетчицу там муж до смерти забил, так это их дело. Значит, застукал с кем. Если бы с Гришей, так затаскали бы по судам.
— Верно. Я и не подумала. Чего только люди не придумают! — Ребенок на руках Светки наелся и заснул, смешно двигая во сне губами, будто продолжал есть. Светка бережно положила его обратно в кроватку.
— Теперь спать будет, пушкой не разбудишь. Золото, а не ребенок. Спит да ест.
— Ладно, Свет, пошла я. Спасибо за адрес, глядишь, и воспользуюсь.
— Да не за что. Обидно смотреть, как мужик пропадает.
Ульяна вышла на воздух, прошла к реке прогуляться. Сердце недоброе чуяло. Но, оказалось, зря. Месяц прошел спокойно, только любовью они с Гришей редко занимались. Но Ульяна приписывала это Гришиному смятению. Утешала себя, перемелется, все пройдет. Время нужно человеку в себя прийти.
Приближался праздник Ивана Купалы. Тут Гриша и занервничал. Пить опять начал. Пока тайком, чтобы Ульяна не видела, но ее-то не обманешь. Она этот запах за версту чуяла. Чуяла, но молчала. Пусть думает, что она ничего не знает. Если чуть выпьет, так она и не против. Главное, чтобы за рамки не выходил. Но в самый канун праздника Григорий вдруг занервничал, засуетился. Накануне купил водки, выпил бутылку. Вроде спать лег, но сам не спит, ворочается. Ульяна спящей притворилась. Он посмотрел на нее, встал тихонько, оделся и вышел. Ульяна за ним пошла, посмотреть, куда это он. Думала, во дворе сидеть будет, а его нет. Обошла дом, но мужа и след простыл. На поляну, где костер зажгли, вроде неудобно было идти, на посмешище себя выставлять. Походила, походила возле дома и спать пошла. Недавно сердце беду чуяло, но не случилось ничего, Ульяна и успокоилась. Но беда — она любит внезапно подкрасться, так, чтобы не ждали. И исподтишка ударить. А потом наслаждается делом рук своих.
