Виктор Бурцев - Зеркало Иблиса
Взбесившийся ветер ревел раненым львом, заглушая звук двигателей. Казалось, что огромное, черное, косматое животное наваливается боком на одинокий, маленький караван.
Солдаты повысыпали из машин, сбиваясь в кучу.
И тут, в миг, когда песчаная буря уже почти нависла над беззащитными людьми, случилось нечто такое, что заставило некоторых из них рухнуть на колени.
В теле огромного пылевого облака, повинуясь дикой воле ветра, открылся гигантский глаз и обратил на людей пылающий, кроваво-красный зрачок предвечернего солнца. Нижнее «веко» чуть прикрывало «зрачок», отчего казалось, что буря свирепо смотрит именно вниз, на людей, которых она собралась раздавить. Смотрит мстительным оком Бога в день Страшного суда.
Среди солдат раздались крики ужаса. Кто-то распростерся ниц, пряча лицо в пыли. Каунитц закрыл лицо ладонями, Замке упал на спину. На ногах остались только Фрисснер, Ягер и Муамар. Им почудилось в реве бури что-то знакомое, человеческое.
Смех.
Когда наконец злобное око закрылось и тьма пополам со смертью уже совсем намеревалась накрыть людей, ветер вдруг начал слабеть. Постепенно секущие плети песка сменились омерзительной взвесью пыли, висящей в воздухе.
Буря в очередной раз непостижимо резко изменила направление и сместилась к северу, уходя к морю.
Показалось солнце, багровое, с трудом пробивающееся сквозь пыль.
Длинные вечерние тени протянулись на песке. Тишина оглушала.
Ягер наконец позволил себе упасть на песок. Его взгляд зацепился за нелепую корягу, торчащую неподалеку
– Оазис.. – прохрипел он и закашлялся.
– Что? – не понял Фрисснер. Его красные глаза слезились, часть лица, не защищенная маской, была черна от грязи. – Что?
Артуру казалось, что он ничего не слышит, а Ягер говорит слишком тихо, почти шепчет.
– Оазис…
– Он просто высох… – задыхаясь, сказал Замке, лежа на песке – Потому эта дорога оказалась такой заброшенной. Странно, что мы не поняли этого сразу.
– Дьявол! Готовьтесь к ночевке… – обессилено прошептал Фрисснер, опускаясь на песок рядом с Ягером.
31
Ночь – для сна
День – для действий.
Что же для размышлений?
Апокриф. Книга Пяти Зеркал. 5Пыль окончательно осела далеко за полночь, когда уже горели два костра и большая часть солдат спала.
Макс Богер лежал на спине и смотрел в звездное небо. В горле першило, как, впрочем, у всей команды. В темноте было слышно, как глухо кашляют спящие. Богер им завидовал. Спят. И ничего-то их не волнует. А у Макса не осталось сил даже на то, чтобы задремать, даже на то, чтобы повернуться на бок и закрыть глаза.
У костров завозились. Это часовой встал и подбросил в огонь несколько сухих веток. Пламя алчно затрепетало, затрещало, заглатывая их подобно гурману, поглощающему новую порцию деликатесов.
– Не спишь? – раздалось над ухом. Это Каунитц повернулся под теплым одеялом на живот и с любопытством посмотрел на Богера.
– Как ты догадался? Каунитц пожал плечами:
– Почувствовал. Я вот тоже никак не могу…
– Почему?
– Все думаю… – Эмиль в нерешительности замолчал.
– О чем? – спросил Богер, подталкивая его к откровенности.
– Да так… Ты вот думаешь… мы дойдем?
– С чего это тебя на такие рассуждения потянуло?
– Ну, после сегодняшнего и не на такое потянет…
– Что ты имеешь в виду? – Богер поднял бровь.
– А то ты не знаешь…
– Боишься?
– Макс… – Каунитц приподнял голову и осторожно огляделся по сторонам. – Ты меня знаешь давно. Я когда-нибудь от пуль бегал?
– Нет…
– И не побегу, можешь мне поверить. А с нашим Артуром я куда угодно… Но тут совсем другое дело. Ты… Я тебя спрошу?
– Спроси. – Богер тихонько покашлял. Лучше от этого в горле не стало, наоборот, першение только усилилось. Казалось, что по всей глотке ссыпаются маленькие противные песчинки.
– Ты раньше… Понимаешь? Раньше, в церковь ходил?
– Ходил. Меня родители таскали каждое воскресенье. Меня и брата. Я помню, был такой забавный священник. У него глаза были как у жабы, навыкате… И он всегда говорил так: «Аминь!» и прибавлял: «Да». Он вообще вставлял это «да» где попало. Он контуженный был.
– Я не про то, – нетерпеливо пояснил Каунитц. – Я хочу спросить, ты вообще верил?
– Ты имеешь в виду в Бога?
– Ну… – Каунитц снова осторожно огляделся. – Я имею в виду в христианского Бога…
Богер молчал. Он смотрел в непроглядную темноту ночного неба и старался представить, как это – быть засыпанным песком. Наверное, как утонуть. Максу уже доводилось тонуть, в море. Вода противно заливалась в нос и горло, жгла глаза, а вынырнуть было нельзя, над головой горела нефть, разлившаяся по поверхности воды тонкой пленкой. Тогда уцелели единицы…
– Макс… – Каунитц высунул руку из-под одеяла и толкнул Богера в плечо. Тот вздрогнул и понял, что на минуту заснул. – Я говорю, ты верил?
– Не знаю, – сказал Макс. По его горлу снова покатились маленькие песчинки. – Наверное, нет.
– Почему?
– Как можно верить человеку, который говорит одно, а делает другое?
– Но ведь он не говорит, чтобы пример брали с него.
– Все равно, неприятно. Каунитц не нашелся что ответить.
– А ты, – в свою очередь спросил Богер. – Ты верил?
Эмиль поежился под одеялом и нехотя сказал:
– Не знаю… Когда нас сегодня эта туча накрывала, я вдруг подумал, что на самом деле я червь. Никто… А Он может сделать со мной все.
– Эмиль… – Богер осторожно прочистил горло, стараясь сдержать рвущийся наружу кашель. – Ты упускаешь из виду одно обстоятельство. Туча отвернула в сторону.
– Но ведь могла бы и не отвернуть.
– Могла бы, но отвернула… Ты меня давно знаешь, Эмиль?
– Давно… – согласился Каунитц, прикинув в уме.
– Так ты, я думаю, не обидишься, если я скажу, что ты дурак? От этой штуки сегодня все в штаны наложили и на колени попадали. Солдатня так вообще молиться начала. А наш Артур и этот чокнутый штурмбаннфюрер как стояли, так и остались стоять. Я не знаю, куда ты смотрел, а я видел… Так что мне твоя церковь до одного места. Вон моя церковь, у костра сидит.
– Нет… Ты не так понял, Макс. Я не про церковь, я про Бога… А что, если он есть?
– А этого никто и не отрицает… – безразлично отозвался Богер.
Каунитц еще что-то говорил, говорил, стараясь разобраться в себе и в богах, и в своих взаимоотношениях с ними. Богер сразу понял, что Эмилю нужно было выговориться, что говорит он скорее для себя, следуя привычной своей манере иметь обо всем четкое мнение. Ну и пусть говорит… Звезды начали покачиваться у него над головой. Они раскачивались и раскачивались, и Богер испугался, что они сейчас сорвутся со своих креплений и начнут падать. И они упали, а он бегал по пустыне и ловил их…
