Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 10
Если монастырь пожелал купить кости, даже зная, что они принадлежали языческому божеству, то их убежденность была очевидна. Высшие чины монастыря будут держаться, поскольку у них действительно есть возможность спасти монастырь как в практическом, так и в духовном смысле.
Мир так иронично устроен – чем умнее решение, тем больше в нем дыр. Чем проще ложь, тем труднее ее разглядеть. Но Лоуренс не стал говорить Пиаски вообще ничего – просто потому, что чувствовал: это решение принимать не ему.
– А почему вы тогда ничего не рассказали господину Пиаски, господин Лоуренс?
Лоуренс в тот момент был уверен: Хоро поняла, что его грызет; да и Коул, скорее всего, тоже ухватил ситуацию в общих чертах. Ему достаточно было вспомнить, что происходило в Кербе, чтобы понять причину тревоги Лоуренса.
– Потому что тогда они узнали бы достаточно, чтобы принять важное решение. Если бы я проболтался о том, что мы знаем, едва ли мы смогли бы остаться в стороне. Ты думаешь, кто-нибудь в верхушке Альянса стал бы действовать после всего лишь слов? Думаю, они бы заставили меня поклясться, а дальше – кто, знает; например, они могли бы взвалить на меня всю вину, если бы у них ничего не вышло. Или даже прикрыться мной, как щитом, если бы в монастыре поднялся бунт.
– То есть нам не удалось бы остаться в стороне?
– Да. Они очень сильны. Если мы откроем им то, что знаем, и они сочтут наши слова правдоподобными, то все, что они узнали о реликвиях монастыря, все их прежние переговоры будут перечеркнуты. Если кости действительно существуют, доказательства всплывут быстро. И тогда нам придется иметь дело с очень влиятельными людьми, а на помощь нам в этой снежной пустыне прийти будет некому.
В Кербе было хорошо – там жило множество людей, которые могли помочь при надобности. А здесь даже название Торговой Гильдии Ровена мало что значило.
– Конечно, всегда есть выход – рискнуть, а потом, когда станет слишком опасно, сбежать на спине Хоро; но если мы на это пойдем, то Хоро вполне могла бы перекинуться в волчицу с самого начала. А она предпочла бы этого избежать, если только возможно. Она ведь надежный друг, она беспокоится и о других тоже.
– …
Хоро всегда говорила с Лоуренсом очень уклончиво, что сильно осложняло дело и лишь намекало на ее истинные чувства, причем намекало так, что это нередко приводило к недоразумениям. Но Лоуренсу казалось, что с Коулом она говорила более прямо и открыто.
Лоуренс уверился, что прав, потому что, хоть он и опустил несколько важных подробностей в своей речи, мальчик явно понял, что он хотел сказать. Более того – лицо Коула наполнилось горечью. По этой реакции ясно было, что Хоро и впрямь рассказала мальчику многое о своих чувствах.
В таком случае отношения Лоуренса и Хоро, двух взрослых существ, должно быть, казались Коулу совершенно детскими. Почему не быть более честными друг с другом? Если бы Коул предложил это Хоро, та, несомненно, расхохоталась бы.
– Вот почему, пока она этого желает, я готов рисковать. Ведь кроме таких мелочей, я ничего не могу.
Лоуренс умолк и принялся смотреть на пепел от сена, пляшущий в теплом воздухе. Ему казалось, что, глядя на пепел, он глядит и на себя самого, но он чувствовал, что вслух это прозвучало бы слишком выспренно.
– Ты говорил недавно, что, хоть мой родной город по-прежнему существует, я все равно могу утешить Хоро?
– Д-да.
– Но мне это довольно трудно. Если она попросит меня помочь ей основать новую родину, это принесет мне одну лишь головную боль. Но все равно…
То, что его губы изогнулись в кривую улыбку, то, что он был готов взять на себя любой риск ради Хоро, – это было лишь по одной причине.
– …Но все равно я что угодно сделаю, чтобы ей не пришлось обращаться за помощью к кому-то другому.
Будь здесь Хоро, он ни за что не смог бы произнести эти слова, пусть они и шли от самого сердца.
Лицо Коула застыло – и неудивительно. Он небось и помыслить не мог, что услышит столь ребяческие слова от человека, который давно уже перестал быть ребенком. И тем не менее Лоуренс ощутил, как странное, освежающее ощущение нарастает в груди и смешивается с гордостью. Шутливым тоном он продолжил:
– Раз так, моя цель задана, и отвлекаться нельзя, верно? Я должен делать все, что могу, чтобы она забыла о работе Пиаски, и тогда ее чувства останутся при мне.
Эти слова выглядели предательскими и себялюбивыми, но они родились не от того стремления, которое полностью владело Лоуренсом прежде, – стремления положить в кошель еще одну серебряную монетку. В те времена даже исповедь в церкви не оставляла в его сердце ощущения такой свежести. Тогда он лишь хитро цеплялся за мысль, что этой исповедью заслужил прощение.
Но все это относилось лишь к нему одному. Его слова, вне всяких сомнений, должны были чрезвычайно смущать любого слушателя. И все же Коул отреагировал спокойно – просто отвернулся, будто скрывая замешательство.
– Конечно, перед ней я бы такого никогда не произнес. А тебе, кстати, приходится хуже всего – мы оба изливаем на тебя свои мысли.
После этих слов Коул наконец поднял голову и попытался что-то сказать. Но ему удалось лишь приоткрыть рот, а потом он вновь потупил очи долу. Заметив его странное поведение, Лоуренс не удержался от вопроса:
– Что с тобой?
Коул испуганно съежился. Обычно он отвечал честно, однако сейчас лишь вновь отвел взгляд. Потом, не глядя на Лоуренса, тихо произнес:
– …Простите меня, пожалуйста.
– За что простить? За что ты просишь проще-…
В печи треснул уголек, и в воздух взлетело облачко пепла. А может, это только Лоуренсу показалось, что уголек треснул; или, может, с таким звуком его лицо застыло, будто превратившись в лед.
Коул съежился, чуть ли не свернувшись в клубок, на его лице было написано глубочайшее раскаяние. У Лоуренса не осталось никаких сомнений по поводу происходящего. Закрыв лицо ладонью, он поник плечами.
Все, что он сейчас сказал, было подслушано. Должно быть, когда они вышли из библиотеки, Хоро улучила момент и сказала Коулу, что он должен сделать. Она, видимо, поручила ему подстроить такую ситуацию, в которой она могла бы подслушать Лоуренса и узнать его реакцию на ее желание побыть одной.
Каждое слово, которое Лоуренс только что произнес, всплыло у него в голове. Но он тут же принял решение не спасаться бегством, чтобы сохранить то, что осталось от лица. Прежде чем Коул пришел в себя, Лоуренс встал, потрепал мальчика по голове и шагнул мимо него к двери. Тонкая дверь совершенно не задерживала звуки – впрочем, едва ли это имело какое-то значение для Хоро, которая стояла за дверью, не выказывая намерения сбежать.
