Жюль Верн - Тайна Вильгельма Шторица
Живое кольцо, в центре которого мы оказались, продолжает сжиматься. Теперь Шторицу не уйти! Он обречен! Его обязательно схватят.
Злодей прекрасно понимает сложившуюся ситуацию — рядом с нами раздается нечеловеческий рев. Когда окончательно пришедший в себя лейтенант Армгард пытается подняться, его саблю внезапно выхватывают из ножен. Невидимая рука угрожающе потрясает ею. Это рука Вильгельма Шторица. Он обезумел от гнева. Раз он не может улизнуть, так он убьет капитана Харалана!
По примеру своего ненавистника капитан тоже хватается за саблю. Начинается дуэль. Сабли многократно скрещиваются, высекая искры. Одну держит офицерская рука, другая сама собой летает в воздухе. Все происходит так быстро, что мы не успеваем вмешаться в молниеносную дуэль.
Вильгельм Шториц отлично умеет обращаться с холодным оружием. Капитан Харалан — не хуже. Он, не переходя в оборону, яростно атакует. И все же, парируя[177] выпад противника, получает легкое ранение в плечо. И стремительно наносит ответный удар. Трава на лужайке внезапно прилегает к земле. Раздается стон.
Совершенно очевидно, что не ветер примял траву, а невидимое человеческое тело, тело Вильгельма Шторица, насквозь пронзенное саблей. Брызнула ярко-красная кровь. И по мере того как уходила жизнь из невидимого тела, оно обретало реальные очертания и при последних смертельных конвульсиях[178] стало видимо целиком в мельчайших деталях. Капитан Харалан бросился к Вильгельму Шторицу:
— Мира? Где Мира, негодяй? Куда ты ее спрятал? Напрасно он кричал и теребил бездыханное тело своего лютого врага. На забрызганной кровью траве лежал труп с искаженным судорогой лицом, широко открытыми ненавидящими глазами, угрожающе сжатыми кулаками — труп зловещей персоны, носившей имя Вильгельма Шторица.
Глава XVII
Увы! Смерть взяла его слишком не вовремя — она убила всякую надежду отыскать Миру.
Капитан Харалан мрачно взирал на поверженного противника. Ужасаясь содеянному, он уныло махнул рукой и поплелся домой, чтобы сообщить родным о печальном обороте событий.
Мы с лейтенантом Армгардом остались в обществе неожиданно возникшего месье Штепарка. Стояла звенящая тишина, хотя сотни зевак теснились вокруг, пораженные случившимся.
Мертвое тело притягивало взгляды. Слегка повернутый на правый бок, в окровавленной одежде, с восковым лицом и полусогнутой левой рукой, все еще удерживая саблю лейтенанта в правой, Вильгельм Шториц был готов для могилы. И никакая нечистая сила не могла бы его спасти.
— Да, это он! — пробурчал детектив, пристально вглядевшись в мертвеца.
Агенты приблизились не без опаски. Они также опознали тело и констатировали смерть преступника.
Начальник полиции отдал приказ, и агенты бросились разгребать развалины в том самом месте, где перед гибелью Шторица камни и прочий мусор сами собой перемещались в пространстве.
Месье Штепарк объяснил:
— Из подслушанного разговора ясно, что здесь должен находиться тайник, в котором негодяй прячет заветное зелье. Я не успокоюсь, пока не обнаружу этот тайник и не уничтожу его содержимое, чтобы никому не повадно было. Пускай меня проклянет наука, но я хочу навеки похоронить дьявольское изобретение. Кроме зла, оно ничего не принесет людям.
В глубине души я одобрял намерения детектива. Я не мог не понимать, но великое открытие Отто Шторица представляет несомненный научный интерес. Хотя и не мог признать за ним никакой практической пользы и сознавал, что оно будет способствовать лишь развитию самых дурных человеческих наклонностей и страстей.
На месте раскопок вскоре обнаружилась небольшая металлическая плита. Под нею открылась узкая лестница, ведущая в тесный колодец.
Только я собрался спуститься, как вдруг меня кто-то схватил за руку и послышался жалобный голос:
— Пощадите! Пощадите!…
Оглянувшись, я никого не увидел. Плаксивый голос продолжал причитать.
Агенты прервали работу и вопросительно смотрели на меня. Встревоженный, я свободной рукой провел по воздуху вокруг себя и на уровне пояса нащупал жесткую шевелюру, а чуть ниже — мокрое от слез лицо. Похоже, на коленях стоял невидимый человек.
— Кто вы?…— В горле пересохло от волнения.
— Герман.
Невидимый слуга Вильгельма Шторица стал умолять, чтобы начальник полиции позволил ему выпить содержимое одного из флаконов и вновь обрести человеческую внешность.
Месье Штепарк пообещал удовлетворить эту просьбу, перед тем как уничтожить тайник. Но на всякий случай принял некоторые меры предосторожности, поскольку Герману надлежало выяснить свои отношения с правосудием. Детектив приказал четырем рослым помощникам стеречь невидимку. Те плотным кольцом окружили пленника, а мы вдвоем с месье Штепарком спустились по лестнице в погреб, который слабо освещался через открытый люк. На узкой полочке мы нашли ряд пузырьков с этикетками под номерами один и два.
Герман нетерпеливо потребовал флакончик под вторым номером, и начальник полиции подал ему такой. Мы стали изумленными свидетелями зрелища, к которому вроде бы уже должны были привыкнуть: флакон описал в воздухе дугу, затем опрокинулся, как если бы кто-то поднес его ко рту. Произошло чудо! По мере того как пузырек пустел, Герман возникал из небытия. Сперва появилась туманность, затем она стала на глазах уплотняться, и наконец полностью проявился облик того самого типа, который следовал за мной по пятам в день приезда в Рагз.
По указанию месье Штепарка остальные флаконы были немедленно уничтожены, пролившаяся из них влага быстро испарилась.
— Что теперь, месье Штепарк? — поинтересовался лейтенант Армгард.
— Я доставлю труп в ратушу,— заявил тот.
— У всех на виду? — удивился я.
— У всех на виду,— подтвердил детектив,— надо, чтобы весь город знал: с негодяем покончено!
— А потом его похоронят,— добавил Армгард.
— Лучше сжечь труп, а прах развеять по ветру. Так поступали с колдунами в средние века.
И месье Штепарк послал за носилками, а сам с большим отрядом полицейских выступил в поход, уводя с собою пленника, который при дневном свете оказался самым обыкновенным старикашкой.
Мы с лейтенантом Армгардом вернулись в особняк Родерихов.
Капитан Харалан пришел раньше нас и уже обо всем рассказал отцу. Мадам Родерих, ввиду ее крайней слабости, решили поберечь и ничего ей не говорить. Ведь гибель Вильгельма Шторица сводила к нулю шансы вернуть дочь.
Марк тоже еще ничего не знал. Его следовало подготовить к трагическому известию.
