Любовь Лукина - Искатель. 1993. Выпуск №1
В конце концов, она всегда знала, что проклятие Матери рано или поздно сбудется. Чага подняла осколок и, удивившись его нежному теплу, прижала к груди.
Быстрый, светлый, разящий без промаха на этот раз почему-то медлил. Потом, подкравшись сзади, с визгом вспорол воздух у самого уха, и Чага от неожиданности уронила осколок. Некоторое время она оцепенело глядела под ноги, потом заставила себя нагнуться, но подобрать не успела.
Металл ударил в плечо, развернул и, не дав даже упасть на землю, поразил ее в горло.
В горло, а не в печень, как предсказывала когда-то Мать.
Рафаэль Сабатини
ЛЮБОВЬ И ОРУЖИЕ
РОМАН
Глава 1. Глас народа
Из долины ветер доносил колокольный звон, который сопровождал вечернюю молитву. Шестеро мужчин, обнажив головы, стоили в пастушьей хижине возле вершины, отдавая должное Пресвятой Богородице. Висевшая под закопченным потолком бронзовая масляная лампа с тремя рожками горела тускло, но зато неимоверно чадила. Однако и в полумраке можно было разглядеть, что богатая одежда мужчин никоим образом не гармонировала с убогим убранством хижины.
Колокола смолкли, губы перестали шевелиться. Безмолвно дочитай до конца «Аве Мария», мужчины истово перекрестились, надели кто шапочку, кто шляпу, недоуменно переглянулись. Но прежде чем кто-либо успел подать голос, в сбитую из неструганых досок дверь постучали.
— Наконец-то! — с явным облегчением в голосе воскликнул Фабрицио да Лоди, а молодой мужчина в нарядной одежде по его знаку подошел к двери и распахнул ее.
Вошедший был высок ростом, в широкополой шляпе и плаще, который он тут же распахнул. Оказалось, одет он весьма скромно: куртка из грубой кожи подпоясана металлическим поясом, слева к нему пристегнут длинный меч, справа рукоять тяжелого кинжала. Красные чулки, выглядывавшие из высоких сапог, довершали облик наемника, который в настоящее время был не у дел. И тем не менее шестеро высокородных дворян, собравшихся в столь необычном месте, низко поклонились гостю, тем самым выразив готовность внимать каждому его слову.
Вновь прибывший скинул плащ, и его подхватил мужчина, который открыл ему дверь, снял шляпу, обнажив густые черные волосы, забранные золотой сеточкой, единственным аксессуаром, указывающим на знатное происхождение незнакомца.
Он приблизился к грязному, в пятнах жира, столу — вокруг него стояли мужчины. Он оглядел их.
— Господа, я прибыл. Моя лошадь захромала в полумиле от Сан-Анджело, и мне пришлось остаток пути преодолеть пешком.
— Должно быть, вы, ваша светлость, устали! — воскликнул Фабрицио. — Выпейте вина. Фанфулла! — обратился он все к тому же молодому парню, что открывал дверь, но знатный гость остановил его взмахом руки:
— С вином можно подождать. Время не терпит. Дело в том, господа, что мы бы, по всей вероятности, не увиделись, не останься я без лошади.
— Что вы хотите этим сказать? — воскликнул один из шестерых, выражая общее недоумение. — Неужели нас предали?
— Ваши опасения насчет предательства имеют под собой основание. Когда я пересек мост через Метауро и свернул на тропу, ведущую в горы, взгляд мой различил в придорожных кустах розоватый блеск, потому что луч заходящего солнца упал на стальной шлем спрятавшегося там человека. Скоро я оказался совсем близко от кустов, широкополая шляпа не позволяла разглядеть моего лица, но сам я смотрел во все глаза и заметил злобную физиономию притаившегося за кустами Мазаччо Торре. — Мужчины переглянулись, двое побледнели. — Кого он там поджидал? Первым делом я задал этот вопрос самому себе и решил, что меня. Если я не ошибаюсь, он знал даже о том, что я еду издалека, поэтому не ожидал, что я буду без лошади, да еще в столь скромном одеянии. Только по этой причине он и не остановил меня.
— Святая Мария! — воскликнул Фабрицио. — Уверяю вас, ваши выводы ошибочны. Кроме нас шестерых, во всей Италии нет человека, которому было. бы известно о нашей встрече. Положив руку на Библию, я готов поклясться, что ни один из нас не проронил ни слова.
Он оглядел стоящих рядом мужчин, как бы приглашая их подтвердить правоту его слов, и те хором присоединились к заверениям Фабрицио. Взмах руки гостя заставил их разом умолкнуть.
— Что касается меня, мессер Фабрицио, следуя вашим указаниям, я ни с кем не делился этими сведениями. Но тогда почему Мазаччо, словно грабитель, прятался в придорожных кустах? Господа, я не знаю, что заставило вас позвать меня, — продолжил гость уже другим тоном, — но если среди вас есть предатель, предупреждаю: берегитесь! Герцог знает или, по крайней мере, подозревает о нашей встрече. Если Мазаччо охотился не за мной, он все равно видел вас всех и теперь может доложить своему господину, кто был в этой убогой хижине.
Фабрицио пожал плечами, выражая пренебрежение, которое тут же высказал вслух стоявший рядом с ним Феррабраччо.
— Пусть докладывает. — Он мрачно улыбнулся. — Герцог узнает об этом слишком поздно.
Гость вскинул голову, в черных глазах мелькнуло удивление. Он глубоко вздохнул.
— Похоже, господа, я не ошибся. Вы на самом деле задумали предательство.
— Господин мой граф Аквильский, — с достоинством ответил ему Фабрицио, — да, мы предатели по отношению к одному человеку, но зато верные и преданные подданные государства.
— Какого государства? — полюбопытствовал граф.
— Герцогства Баббьяно, — последовал ответ.
— Как можно предать герцога, но оставаться верным герцогству? — В голосе графа Аквильского звучало презрение. — Господа, такая загадка мне не под силу.
В воцарившейся напряженной тишине шестеро мужчин обменялись недоуменными взглядами. Они рассчитывали на иную реакцию со стороны графа и теперь спрашивали друг у друга, а стоит ли следовать намеченному плану. И вновь первым заговорил Фабрицио да Лоди:
— Господин граф, я — старик. — Он тяжело вздохнул. — Фамилия, которую я ношу, род, к которому принадлежу, ничем не запятнали себя на протяжении многих поколений. И не след вам думать, что на склоне моих лет я брошу тень на наше славное имя. Клеймо предателя несмываемо, и я убежден, что ни один из нас ни в коей мере не заслужил его. Окажите мне честь, ваша светлость, и выслушайте меня, а уж потом судите. Но не просто суда ждем мы от вас, господин граф. Мы просим вас научить нас, как спасти страну от грозящей ей гибели, и обещаем, что не сделаем ни шагу без вашего ведома.
Во время речи старого дворянина взгляд Франческо дель Фалько, графа Аквильского, изменился; презрение уступило место любопытству, даже живому интересу. Но граф ограничился лишь одной фразой:
