Николай Буянов - Искатель. 2013. Выпуск №7
1. Порошок белого цвета, следы которого присутствуют на внутренней поверхности флакона из-под феназепама, представляет собой высокотоксичное соединение трехвалентного мышьяка (химическая формула прилагается).
2. Отпечатки указательного, среднего и большого пальцев правой руки, обнаруженные на флаконе, совпадают с отпечатками на бутылке «Каберне» и принадлежат Марии Владимировне Милушевич (фототаблицы прилагаются).
— Ерунда какая-то, — пробормотал Ei;op. — Отпечатки пальцев… Этому можно найти кучу объяснений. К примеру, у Маши закончились таблетки, и она выбросила пузырек, а кто-то подобрал. Или его украли…
— Возможно, — не стал спорить следователь. — Однако ее отпечатки обнаружились также на баночке с мышьяком, которая стояла на полке в подсобном помещении. А это уже серьезно. К тому же это единственная на сегодняшний день прямая улика, указывающая на конкретное лицо. Если к тому же сложить ее с косвенными…
— Это с какими же? — воинственно спросил Егор.
— На постели, где лежал труп, были обнаружены свежие следы спермы. Я спросил Марию Владимировну, имела ли она половой контакт с мужем в день его смерти, — она ответила «нет». Зачем ей врать?
— Я ведь вам говорил, что они помирились, — сказал он сухо. — А почему Маша отрицает… не знаю. Может быть, она просто напугана — в таком состоянии люди обычно отрицают все подряд, даже во вред себе. Или у вас есть другое объяснение?
Колчин поднялся из-за стола, разминая ноги, подошел к окну, посмотрел вниз, на улицу, словно увидел там что-то интересное, а на самом деле, как показалось Егору, просто оттягивая разговор.
— Дело в том, — произнес он наконец, — что Юлий Милушевич действительно умер от остановки сердца. Эта остановка была спровоцирована действием яда, однако его количество в крови не было слишком большим — так утверждают эксперты. Оно не было даже критическим, хотя и близким к тому… Понимаете, о чем я? При ином раскладе Юлий мог и не умереть. Роковое обстоятельство: незадолго до смерти он занимался любовью — до принятия яда или сразу после, пока тот не подействовал… Это дало повышенную нагрузку на сердце, и оно не выдержало.
Егор подавленно молчал. Колчин отлепился от окна, повернулся к собеседнику и тихо сказал:
— Я искренне сочувствую вам. Однако — что делать? Только она могла предугадать такой ход событий и всыпать в бокал мужа нарочно небольшую дозу мышьяка — с тем, чтобы отравление было труднее распознать. А потом устроить так, что сердце Юлия не выдержало нагрузки.
— В бокал? — рассеянно уточнил Егор. — Не в бутылку?
— В бутылке яда не было. Оно и понятно: вдруг Юлию пришло бы в голову выпить на брудершафт.
— Но ведь бокал разбился, откуда же вы знаете…
— Бокал разбился, а вино осталось: пятно на гобелене и брызги на ковре. Наш эксперт взял пробу с ворса.
Он помолчал.
— Как видите, все очень логично. Понимаете, Егор, все это было довольно тонко рассчитано. И при определенных обстоятельствах это убийство вполне могло бы прокатить под естественную смерть… Вполне могло. Если бы не кот.
— Кот? — удивился Егор. — Вы имеете в виду Кессона? При чем здесь он?
— Его отравили мышьяком.
Увидеться с Машей ему, само собой, не позволили: пока идет следствие, вплоть до суда, она будет общаться только с адвокатом. Егор в некотором замешательстве побродил вокруг здания прокуратуры, в задумчивости прошел по проспекту и вышел на круглую и безыскусную, как блин, Революционную площадь. Взгляд выхватил из толпы знакомую фигуру: строгий черный костюм с ослепительно белой манишкой, черный голландский плащ, переброшенный через руку (погодные выверты: конец сентября, а жарит по-летнему), лаковые штиблеты, солнечный зайчик, вольготно гуляющий по обширной лысине, озабоченность и целеустремленность в слегка ссутуленных плечах… Рудик Изельман явно куда-то торопился. Егор проворно снялся со скамейки и кинулся наперерез.
— Рудольф Исаакович!
Импресарио и не подумал останавливаться. Наоборот, он ускорил шаг и процедил через плечо:
— Оставьте меня в покое, молодой человек. Я не собираюсь покупать ваши идиотские кастрюли или что там у вас.
— А я ничего и не продаю.
Рудик наконец остановился и сфокусировал внимание на Егоре.
— Простите. Я принял вас за торгового агента. Фантасмагория какая-то. Из разговора с Колчиным я понял, что вина Марии Владимировны практически доказана… Вы не в курсе, что за доказательства он имел в виду?
— При обыске в особняке обнаружен пузырек с остатками яда. На пузырьке были отпечатки ее пальцев.
— Да, с этим трудно поспорить… Что ж, этого следовало ожидать. Во-первых, ее «пальцы» на пузырьке (вы сами говорили). Во-вторых, только она имела мотив и возможность. В-третьих, она последняя, кто видел Юлия живым, — это тоже отрицать бессмысленно. Да и яд в вине — чисто женский способ убийства.
— Яд в вине, — буркнул Егор, — доказывает, что отравитель — не обязательно тот, кто последним видел жертву в живых. Вы ведь тоже приезжали к хозяину в день его смерти.
— Кто вам сказал такую чушь?
— Ерофеич. А что, это большой секрет? Не хотите, чтобы вас узнавали — нацепите хоть фальшивую бороду для порядка…
Импресарио отчетливо скрипнул зубами.
— Хорошо, я приезжал днем. Но это еще ничего не доказывает.
— Не доказывает, но дает пищу для размышлений. Вы ведь с ним поссорились, — утвердительно произнес Егор. — Вы вылетели из дома красный как рак, сели в свою колымагу и сказали: «Чтоб ты сдох». Или: «Скоро сдохнешь» — смысл очевиден.
Импресарио посмотрел так, что Егор понял: если бы взгляд мог убивать, то его, Егора, внутренности разбросало бы сейчас в радиусе полусотни километров. И даже по обручальному кольцу его бы не идентифицировали, потому что у него не было обручального кольца…
— Что вы от меня хотите?
— Чтобы вы рассказали, из-за чего у вас вышла ссора.
Рудик поморщился.
— Самое смешное — из-за Марии. Я сказал Юлию, что девочку можно неплохо «раскрутить». Устроить девочке турне по Европе… Он и слушать не захотел. Он вообще по натуре страшный собственник. То есть был собственником. Я попросил у Юлика деньги — смешную сумму, всего сто тысяч… Этот говнюк чуть с кулаками на меня не набросился. Заорал, оскорбил… Ну, я ответил, что он как собака на сене: выгнал девочку из дома — так не мешай ей устраивать свою судьбу. А он мне в лицо…
— Понятно. Дальше.
— Дальше я вышел из дома, сел в машину и уехал. Так что у меня стопроцентное алиби: не мог же я прийти к Юлию с просьбой о деньгах и отравленной бутылкой. Между прочим, увидите своего приятеля — поинтересуйтесь, что это он поднял с ковра в спальне. Когда мы вошли и увидели тело на кровати, ваш друг нагнулся и…
