Иван Мызгин - Со взведенным курком
Нервы напряжены до крайности.
Не упустить момент!
Дорога сузилась в тропу и потянулась кромкой оврага. Кругом — ни души.
Темнело.
Пора!
Как можно естественней, словно увлекшись беседой, я мягко взял врага за руку, крепко ее сжал. И хорошо освоенным приемом джиу-джитсу заломил через плечо. Хруст костей, крик — и «Владимиров» полетел в овраг…
А теперь поскорей отсюда!
Уже входя в рабочий поселок, я услышал позади несколько выстрелов — придя в себя, шпион старался привлечь к себе внимание. Пусть стреляет! Теперь провокатор безвреден для нас.
Позднее комитет через своего человека в полиции установил, что какой-то предатель выдал охранке нашу переписку с подлинным Владимировым. Того снова арестовали, а вместо него с его документами послали из Тобольска в Уфу шпиона. Этот самый шпион и лежит теперь в больнице со сломанной в локте рукой. Там его посетил сам губернатор, и «Владимиров» клял себя за то, что, приехав на Урал, не явился по инстанции, а начал действовать на свой страх и риск. Видать, возмечтал не делиться ни с кем славой и наградой! Больше неповадно ему будет…
Путь на запад
По приказу комитета мне пришлось некоторое время бездельничать по конспиративным квартирам. Самой удобной была квартира Анастасии Семеновны, «женщины — зубного врача и техника», как значилось на табличке. Здесь я убивал время тем, что помогал хозяйке: отделывал на специальном станочке искусственные челюсти и зубы.
Через несколько дней в часы приема пришел сам Арцыбушев — грустный и с перевязанной щекой. Догадливой и хитрой оказалась моя хозяйка! Когда дошла очередь, она впустила Василия Петровича в кабинет «на прием», усадила его в кресло и стала «ковыряться во рту». Тот аж застонал «от сильной боли». Анастасия Семеновна помогла ему встать и повела в соседнюю комнату, приговаривая:
— Вам надо полежать немного, успокоиться, знаете — возраст у вас…
«Марксу» было уже под шестьдесят.
А в соседней комнате с нетерпением ждал Арцыбушева я. Врач возвратилась в кабинет продолжать прием, а я бросился к нашему «Деду». Очень мы любили его, могучего, громогласного, пропахшего махорочным дымом — он беспрестанно курил огромные самокрутки, — нашего учителя, воспитателя, пестуна молодых большевиков. Почти каждый из нас, уральских революционеров, был чем-то обязан Василию Петровичу.
— Пришел с тобой проститься, Петрусь, — сказал Арцыбушев, закуривая очередную цигарку.
— Куда вы уезжаете, Василий Петрович?
— Не я, а ты уезжаешь.
— Куда нынче прикажете? — не удивился я.
— Комитет поручил мне отправить тебя за границу. Поучишься, отдохнешь от подпольной жизни и от каторги.
Я присвистнул:
— Далеконько!..
— Поедешь через Либаву. Правда, явки у нас там старые, но других нет. Так что имей это в виду и будь осторожен.
— Не впервой! — лихо сказал я.
«Дед» внимательно поглядел на меня:
— Ох, смотри, парень, придется с тебя спесь сбивать, ежели жандармы без нас этого не сделают!
Я засмеялся. Неожиданно «Дед» озорно подмигнул и, наклонившись ко мне, довольно чувствительно ткнул своим жилистым кулаком в бок. И, сразу приняв серьезный тон, сказал:
— Из Либавы тебя переправят в Брюссель, а оттуда — в Париж. Передашь товарищам, что мы очень нуждаемся в печатном слове. Последнее время транспорты литературы приходят нерегулярно и редко. Расскажи, что рабочие на Урале бурлят, как и по всей России. Лучшие товарищи, не сломленные репрессиями, бегут из ссылки и с каторги. Да в общем сам знаешь все это.
Он минуту помолчал, положил мне руку на плечо:
— Может, увидишь Владимира Ильича, он бывает наездами в Париже, кланяйся ему. Передай, что Урал по-прежнему — большевистская крепость. Ну, он на тебя, брат, посмотрит и без слов это поймет. Он, Владимир Ильич, такой… — «Дед» покрутил головой. — Догадливый… До людей жадный… Ну, вот… — Арцыбушев стал закуривать. — Теперь так. На всякий случай вот тебе еще явка в Москву, к одному мне лично знакомому товарищу. Спрячь отдельно или, лучше, запомни. Кажется, все.
«Дед» встал, ласково оглядел меня из-под своих мохнатых насупленных бровей.
— Удачи тебе, сынок.
Мы простились. У меня заныло сердце: кто знает, доведется ли встретиться — он стар, а я отправляюсь в далекий путь, где только и жди всяких неожиданностей… Но я постарался скрыть грусть и веселым, быть может, даже чересчур веселым голосом сказал:
— Доброго вам здоровья, «Дедушка», на долгие годы. А главное — чтобы увидеть плоды своего труда, когда цепи рабства падут и мы с вами вместе придем к светлой свободе.
…В середине мая я уже был в Либаве. И впервые увидел море.
С моря тянуло свежим ветерком. Невдалеке виднелся торговый порт. Он так был забит всевозможными судами — от крохотных лодчонок до огромных океанских «купцов», что казалось, корабли вот-вот начнут выдавливать друг друга из воды.
Я отправился к порту. Чем ближе, тем оглушительнее грохотали цепи лебедок, пыхтели краны, раздавались какие-то металлические удары.
У первой колонки я умылся — лицо было черно от сажи, словно я только что слазил в дымоход, — и отправился к явочной квартире. С большим трудом отыскал нужную улицу и дом. Вошел в калитку. Немолодая женщина развешивала во дворе мокрое белье.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, милок, здравствуй, — продолжал свое дело, отвечала женщина.
— Скажите, пожалуйста, здесь живет Николай Герасимов? Он в порту работает.
Женщина бросила вешать рубаху и испуганным полушепотом, скороговоркой выпалила:
— Что ты, что ты, родимый! Он давно уж, поди, в Сибири. — Она подошла ко мне вплотную, вытирая руки о фартук. — Здесь полгода назад столько народу заарестовали! Вот и Герасимова Кольку тоже… А кто он тебе?
— Односельчанин. Родители его просили узнать, что с ним стряслось. Писем-то от него все нет как нет.
— Вот так, касатик, и скажи: мол, ваш Николай неведомо где. А парень он был хороший, непьющий. Я белье ему всегда стирала…
— Ну что ж, — как можно спокойнее проговорил я, — так и передам. — И вышел со двора.
Вот так сюрприз! Не зря предупреждал меня «Дед»! Связей нет, денег почти нет… Что предпринять? Сначала — хотя бы найти ночлег. Все остальное — потом.
На окраине отыскал заезжий двор. Большие ворота, за ними каменные флигеля. Прошел мимо сторожа прямо к первому зданию. Окрик:
— Эй, парень, куда прешь?
— Как куда? Ночевать.
— А ну, давай сюда.
Я послушно вернулся.
— Ты что, новичок? Или больно хитер, на шармака хочешь переспать?
