Луи Буссенар - Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов
Но Фрике упорствовал. Топко, нельзя идти? Надо устроить гать из палок и ветвей. Не оставлять же на произвол судьбы змею, которая только что проглотила человека с тремястами тысяч франков на шее.
Негры поняли намерения Фрике. Нарезали камышей, которых было много по краям болота, связали их в пучки и принялись устилать ими трясину по змеиному следу.
Поначалу они работали усердно, и камышовая настилка протянулась на значительное расстояние. Но то ли им надоело работать, то ли страх одолел, они трудились все ленивее, и наконец дело встало.
Что вовсе не входило в планы Барбантона.
Видя упорство своего друга, причины которого не знал, не понимая, зачем тому нужны змея и ее жертва, тем не менее громко скомандовал:
— Стройся!.. Стой!.. Смиррно!..
Негры послушались. Жандарм умел командовать, умел влиять на этих чернокожих людей и подчинять их своей воле. Они боялись блеска его серых глаз и слепо ему повиновались.
Он объяснил им частью сам, как умел, частью через переводчика-сенегальца, что от них требуется безусловное повиновение. Работа должна быть выполнена. Пусть работают по-военному, а не то!
Что не то? Что он мог сделать?
Барбантон забыл, что уже вышел в отставку, что его генеральство рассеялось как дым, что ему даже опереться не на кого, поскольку и короля, от которого он получил власть, больше нет. И все-таки он приказал, и его послушались. Он встал во главе отряда и скомандовал:
— Марш!..
Пехотинцы превратились в саперов и двинулись в болото за своим командиром.
Работа закипела. Настилали гать и двигались по ней вперед. Но вот Фрике увидел перед собой примятый камыш, словно прошло стадо гиппопотамов.
Подойдя ближе, он вскрикнул от удивления. Шагах в пяти или шести перед ним торчали две черные ноги, покрытые роем разноцветных мух. Выше колен виднелись два красных лоскутка — очевидно, остатки генеральского мундира, в котором щеголял Сунгойя.
Остальное заглотила змея.
Сама она была тут же и продолжала трапезу. Она измяла черного короля, превратила в подобие теста, смочила слюной и начала глотать с головы. Операция была закончена на две трети. Оставались только ноги.
Но что за страшилище!
Фрике много повидал, много читал, но и представить не мог ничего подобного.
В эту минуту змея была не опасна, она была набита пищей так, что могла лопнуть.
Пищеварение еще не началось — тогда змеи впадают в полное оцепенение. Но челюсти уже не шевелились.
Зубы у змей, как известно, отогнуты назад, так что, ухватив крупную добычу, змея не может от нее освободиться иначе, как съев, но проглотить ее сразу не получается. Бывает, крупное животное, покрытое мухами, уже начинает разлагаться в той части, что еще не проглочена змеей и находится вне ее пасти.
Парижанин смотрел на змею спокойно, с холодным любопытством. Живыми в этом жутком пресмыкающемся были только глаза — круглые, черные, маленькие, подвижные, как у птицы. Длинное тело медленно извивалось, совершая глотательные движения.
Но змея могла ударить хвостом. И Фрике решил покончить с ней. Приказав всем отойти, приблизился, прицелился и выстрелил.
Сквозь дым увидел, как что-то вдруг выпрямилось, точно мачта, и сейчас же рухнуло в трясину.
Бултых!.. Во все стороны полетели липкие, вонючие брызги. Охотник разглядел, что у змеи пробит затылок. Шейные позвонки перебиты. Конечно, она была убита наповал, но все-таки у нее хватило сил на миг судорожно выпрямиться и только потом упасть. Ну и живучесть!
Молодой человек стоял и смотрел на чудовище, половина которого погрузилась в ил.
Он позвал Барбантона, который тотчас же подошел со всеми неграми.
— Взгляните, жандарм, какого червячка я застрелил. Недурен, а?
— Да, она должна весить не меньше центнера!
— А длина — не меньше двенадцати метров.
— И толщина с бочку. Что же с ней делать?
— Ваши негры привяжут к ней лиану и вытащат из трясины, кожу мы сдерем и подарим месье Андре… Мяса тут около тысячи килограммов. Не пожелают ли подданные Сунгойи взять его вместо слоновьего. Кажется, они едят змеиное мясо. Предложите им.
— Хорошо. А как быть с телом Сунгойи?
— Я сам вытащу его из змеи, потом мы его похороним.
— В этом я вам не помощник. Мне противно. Я не выдержу.
— Все зависит от нервов. Для меня это ничего не значит.
Фрике подошел к мертвой змее, выломал ей тесаком челюсти, раздвинул с помощью деревяшки и вытащил тело Сунгойи. Черты его лица еще можно было узнать.
На шее несчастной жертвы висел медальон в кожаном мешочке. Юноша оборвал цепочку и спрятал медальон в карман.
Больше ему, в сущности, ничего не было нужно.
Змею вытащили из болота.
…Тело своего короля негры без дальнейших церемоний закопали в ил, а змею лианами вытащили из болота. Они помогли содрать с нее кожу, мясо разрубили на куски, прокоптили и унесли к себе в поселок.
На несколько дней они были обеспечены продовольствием.
Фрике собрался домой. Мандинги упрашивали его и «генерала» остаться у них, но, разумеется, безуспешно.
Отъезжающие выбрали крепкую просторную пирогу, устроили на ней навес из листьев, велели перенести на нее весь свой багаж и решили ехать в тот же день.
Три негра и сенегалец, из сухопутных капитанов разжалованный в простые гребцы, заняли свои места, и лодка быстро помчались вниз по течению реки Рокель.
Через четыре дня они увидели фритаунский рейд.
Барбантон по известным причинам не желал появляться на яхте, поэтому причалили к верфи, несмотря на то что всюду еще развевался зловещий желтый флаг — на сигнальной мачте, казармах, больнице.
Вдруг Фрике вздрогнул и тревожно вскрикнул.
— Что с вами, дитя мое? — спросил Барбантон.
— Посмотрите! — отвечал юноша, указывая рукой на изящный кораблик, стоявший на якоре в двух кабельтовых.
— Вижу: яхта «Голубая антилопа»… А как же мне грустно, что мне туда нельзя… Что-то я не вижу месье Андре…
— А что на мачте? Видите?
— Боже!.. Проклятый желтый вымпел!.. Болезнь проникла на яхту!
— Не только это. Неужели вы не замечаете траура на реях и приспущенного французского флага? На яхте покойник.
Тоска овладела в равной мере обоими. Барбантон уже не хотел высаживаться на пристани, он указал гребцам на яхту и крикнул сдавленным голосом:
— К яхте, ребята! Живей!..
Через несколько минут они были на борту — запыхавшиеся, расстроенные… И увидели торжественную, но мрачную и тяжелую сцену.
ГЛАВА XVII
