Николай Поночевский - Искатель. 1977. Выпуск №6
Тим поднял свои светлые серьезные глаза, улыбнулся и возобновил прерванную работу.
— Чему ты улыбаешься?
— Да вот жду не дождусь, когда ты заговоришь со мной о Кике.
Лорка вздохнул.
— Кстати, — все так же неторопливо продолжал Тимур, не прерывая своей работы, — ты совершенно напрасно думаешь, что после болезни я, так сказать, разомлел в семейном уюте и буду подыскивать какой-нибудь предлог, чтобы остаться на Земле.
Лорка опять вздохнул, однако ни капельки не удивился. Чуткость на мысли и настроение близких ему людей была у Тима уникальной. Колдун, да и только! Сам Тимур, посмеиваясь, рассказывал, что какой-то его далекий предок выступал не то в цирке, не то на эстраде с сенсационным номером по угадыванию чужих мыслей. Верилось в это легко.
— Я был бы самой последней свиньей, если бы не сделал все возможное, чтобы пойти с тобой. Поставь себя на мое место.
Лорка ставил сто раз и знал, что Тимур прав. И, дело не только в дружбе. Дело в том, что они были с Тимом очень разными людьми. Сработавшись за время космических невзгод и испытаний, они прекрасно знали и компенсировали недостатки друг друга. Вдвоем в профессиональном отношении они стоили много больше, чем каждый в отдельности.
— Да, честно говоря, мне и самому интересно покопаться на Кике, — снова заговорил Тимур. — Как-никак задета честь землян. Предстоят славные ратные дела, а за ними — вечная благодарность потомков, памятники, жизнеописания и легенды.
Лорка хмыкнул.
— А ты как думал? — Тимур отложил черпак. — Мы с тобой войдем в историю, взявшись за руки, как, ну, эти…
— Кирилл и Мефодий, — ехидно подсказал Лорка.
— Да нет.
— Тахир и Зухра.
— Нет же. Как… Ромул и Рем — вот как.
— А волчица?
— Возьмем с собой Ольгу Сергеевну.
Лорка захохотал. Ольга Сергеевна была доктором медицины, придирчивым и беспощадным членом медицинской комиссии и в силу этого не пользовалась особой любовью космонавтов.
Тим поднялся, приподнял крышку котелка, внимательно вгляделся, принюхался и с сожалением констатировал:
— Еще не готовы. Уж такой народ эти грибы — долго готовятся. — Аккуратно прикрыл котелок крышкой и повернулся к Лорке. — Значит, берешь меня?
— Куда же я без тебя? Конечно, беру.
Секунду они серьезно смотрели друг другу в глаза, потом губы Тимура тронула легкая улыбка.
— И ни капельки сомнения?
— Ни капли, — как можно тверже ответил Лорка.
— А если капелька все-таки есть? — Тим засмеялся. — Только не смотри на меня такими злыми тигриными глазами, а то я со страха на липу залезу.
— И правильно сделаешь, — буркнул Федор.
— Нет, серьезно, — не отставал Тимур, и по лицу его было видно, что он действительно не шутит. — Тебе не приходило в голову, что я — это, может быть, и не я? Или, во всяком случае, не совсем я, кикианская подделка?
Лорка ухмыльнулся.
— Вот видишь, — не без огорчения сказал Корсаков. — Небось и с Теодоровичем обсуждали этот щекотливый вопрос?
— Ошибаешься, не обсуждали. Но когда я беседовал по этому поводу с врачами, то выяснил, что Теодорович уже успел побывать у них. И по тому же поводу. Мне сообщили, что тебя подвергли бездне исследований на предмет установления идентичности с прежним Тимуром Корсаковым. И ни на йоту отклонения! Напоследок меня отругали за недоверие к врачам. Разве, говорят, мы бы дали заключение о потенциальной годности Корсакова к космической работе, если бы у нас оставалась хоть тень сомнения? — Тимур рассеянно кивнул головой, хотел что-то сказать Федору, но в это мгновенье небо разом вспыхнуло; из глубоко синего оно стало перламутровым, даже опаловым. Стволы и листья деревьев, трава и тропинки, предметы и человеческие лица приобрели пугающий белесый оттенок, словно их облили разбавленным молоком. Притих птичий гомон. Небо горело и плавилось секунды две-три, а потом плавно, с запада на восток, приобрело обычную окраску, только синева его по контрасту со вспышкой казалась теперь еще более темной и глубокой.
— Разряд ионосферы на приемные антенны. — Тим кивнул головой на юго-запад. — Там, в горах, ионосферно-аккумуляторные станции.
— Ничего себе — санаторное уединение, — пробормотал Лорка, все еще глядя на небо.
— Зато нет бестолковых гроз, ураганов и вихрей. Ради этого стоит два-три раза в день поморгать глазами.
— А ночью?
— Упаси бог! Ночью это безобразие запрещено — ослепнуть можно. — Тим помолчал, поглядывая на товарища. — Федор, я бы хотел, чтобы то, что я сейчас скажу тебе, осталось между нами.
— Да будет так, — с некоторой заминкой ответил Лорка.
— Ты только не подумай, что я шучу, — Тимур хмыкнул, как-то странно поглядывая на товарища. — Ты говоришь, врачи уверены. А я вот не уверен, что остался прежним Тимуром Корсаковым.
Лорка не сразу переварил услышанное.
— Что?! Не понимаю!
— И не надо. Если я расставлю точки над «и», то начнется волокита. Ты, как командир разведотряда, сочтешь нужным сообщить обо всем Ревскому. Тот, тоже из чувства долга, информирует Совет космонавтики. И не исключено, что не видать мне Кики как своих ушей. А мне надо быть на Кике. Для успеха предприятия, понимаешь?
Разглядывая Тима, Лорка покачал головой.
— Нет, так и не понимаю.
— Я же говорю, и не надо! — с сердцем сказал Тимур. — Ты просто поверь мне, как верил раньше. Как только наш корабль выйдет на разгон, я расскажу тебе обо всем без утайки.
Лорка молча смотрел на своего друга, точно хотел прочитать его мысли.
— Федор, — укоризненно проговорил Тимур, выдерживая его испытующий взгляд, — я ведь мог и не говорить тебе ничего. Но я сказал. И ровно столько, сколько сейчас нужно.
— Ну, будь по-твоему. — Лорка встряхнул Тима за плечо. — Возьму грех на душу, промолчу.
Проводив взглядом глайдер, на котором улетел Лорка, Тим сложил в стерилизатор грязную посуду, подбросил в костер несколько сучьев и задумался, глядя на огонь.
— Пожалуй, я поступил именно так, как и должен был поступить, — подумал он вслух и, словно спохватившись, достал из кармана обрывок бумаги, которая обычно используется для упаковки продуктов. На клочке была безграмотная надпись, сделанная корявыми, прыгающими буквами.
4
Дверь Лорке открыл не Соколов, а невысокая худенькая женщина с огромными темно-карими глазами и пышной копной светлых волос, которая казалась тяжеловатой для тонкой стройной шеи. Лицо типично русское, а вот в особой грации фигуры и фарфоровой белизне кожи проглядывали классические японские черты — причудливо перепутались расовые признаки в двадцать третьем веке.
