Генри Хаггард - Аэша
И узнав от Ороса, что она еще в храме, пошел к ней. Я колебался, идти ли мне с ним, но побоялся, что он не найдет дороги, и пошел. Дойдя до храма, мы встали далеко у двери; нас не было видно, но мы все видели. Аэша по-прежнему сидела на троне, но, о! как страшна была она в своем величии смерти. Синеватое пламя освещало гордое, нечеловеческое лицо; глаза ее горели, как драгоценные камни. Точно Царица Смерти принимала поклонение теней. Вот перед ней встала на колени чья-то темная фигура, за нею вторая, там третья, еще, еще и еще. Все они кланяются, а она отвечает, наклоняя голову и скипетр. Звенели колокольчики систрума. Губы Аэши что-то шептали, но мы не слышали слов. Это духи поклонялись ей.
Схватив друг друга за руки, мы с Лео отступили к двери, она подалась, и теми же галереями и переходами мы вернулись к себе.
— Кто она? — спросил Лео. — Ангел?
— Да, что-то в этом роде, — отвечал я, думая про себя, что ангелы бывают разные.
— А что делали там эти тени? — продолжал он.
— Приветствовали ее, должно быть, с превращением. Но, может быть, то были не тени, а переодетые жрецы.
Лео только пожал плечами.
Между тем пришел Орос и сказал, что Гезея ждет нас в своих покоях. Мы застали Аэшу несколько утомленной. Панава сняла с нее царскую мантию. Аэша протянула Лео руку и не без страха заглянула ему в глаза.
Она села за стол и пригласила нас занять места напротив. Ужин был простой: мы ели яйца и холодную дичь, она — молоко, хлеб и ягоды.
Лео сбросил с себя пурпурную мантию и отложил в сторону скипетр, который дал ему Орос. Аэша улыбнулась, заметив, что он мало чтит священные символы.
— Очень мало, — сказал Лео. — Аэша, я не понимаю твоей религии, я знаю только свою и даже ради тебя не приму участия в том, что считаю идолопоклонством.
— Твоя воля — моя воля, — мягко сказала Аэша. — Трудно будет подчас объяснить твое отсутствие во время церемоний в храме; но ты вправе держаться своей веры, которая в то же время и моя. Ведь все великие религии в сущности одинаковы. Чему учила религия египтян, которая теперь перешла к нам? Что одна великая, добрая Сила управляет вселенной, что добрые унаследуют вечную жизнь, злые же вечную смерть, что людей будут судить сообразно их делам и поступкам, что настоящая жизнь не здесь, а за гробом, там, где не будет больше печали. Ведь и ты веришь всему этому?
— Да, Аэша; но ведь твоя богиня — Гезея или Изида. Мы слышали, ты ей молилась. Кто она?
— Это не божество, а душа Природы, дух, скрытый во всем живом, всемирное Материнство; в нем скрыты тайны земной жизни и знания.
— Зачем же она преследует своих поклонников, наказуя их смертью, как преследовала тебя?
— Разве твоя религия, — продолжала Аэша, облокотившись о стол, — не говорит то же о добром и злом божествах? Скажи, не слышал ли ты, Лео, будто иногда слабые духом люди продают за земные блага свою душу злому началу, за что потом расплачиваются ужасными страданиями? Что бы ты сказал, если бы была на свете такая женщина, которая жаждет красоты, жизни, знания и любви…
— Продала душу свою злому духу, Сету? Уж не хочешь ли ты сказать, Аэша, что эта женщина — ты? — с ужасом воскликнул Лео.
— А если бы и так? — спросила она, тоже вставая.
— Если так, если так, — хрипло сказал он, — я думаю, нам было бы лучше не встречаться!
— Ах! — с болью простонала она, точно ей повернули нож в сердце. — Не хочешь ли ты вернуться к Афине? Но нет, ты уже не можешь уйти от меня. Мне дана власть над всеми, кого я поразила. Впрочем, ты не помнишь прошлого. Но нет, ты мне не нужен мертвый, ты мне нужен живой. Взгляни, как я хороша, — она наклонилась к нему своим стройным станом, глаза ее влекли его к себе, — что же ты не уходишь? Ты, кажется, не думаешь бежать, а приближаешься ко мне? Однако, не хочу обольщать тебя. Ступай, если хочешь, Лео. Иди, мой возлюбленный, оставь меня одну с моими грешными мыслями. Афина приютит тебя до весны, а там ты перейдешь горы и вернешься к обычным радостям земной жизни. Сейчас я закроюсь покрывалом, чтобы не соблазнять тебя.
Она закутала голову покрывалом и вдруг спросила:
— Зачем вы с Холли вернулись в храм, хотя я просила оставить меня одну?
— Мы искали тебя.
— И увидали больше, чем хотели? Что же, я допустила вас и спасла от смерти, которую заслужили бы за такую дерзость другие.
— Что это за существа поклонялись тебе в храме? — строго спросил Лео.
— Я царствовала и правила во многих странах, Лео; может быть, это мои бывшие слуги пришли приветствовать меня. Возможно также, что эти тени были такой же игрой твоего воображения, как образы, которые я вызвала в огне, желая испытать твою силу и постоянство. Знай же, Лео Винцей, что все, что мы видим — обман зрения. Ни прошлого, ни будущего нет, есть только вечность. Я, Аэша, — лишь призрак, который кажется тебе то безобразным, то прекрасным. Когда ты улыбаешься, я переливаюсь тысячами цветов, когда ты грустен, я становлюсь мрачна. Вспомни отвратительное, морщинистое существо там, на скале: это — я, беги от меня. Прекрасная, но со злой душой — это тоже я. Если хочешь, бери меня такой. Теперь ты знаешь истину, Лео. Откажись от меня навсегда — и ты спасешься. Или прижми, о, крепко прижми меня к сердцу, и за мою любовь, за мои поцелуи возьми на себя мой грех. Молчи, Холли, пусть он сам решит.
Я думал, что Лео направился к двери, но он просто прошелся по комнате и, несмотря на внутреннее волнение, спокойно сказал:
— Я не оставил тебя, Аэша, когда увидел тебя старой. Теперь ты мне открыла тайну своей души; я узнал, что ты царица каких-то духов, добрых или злых, и я не оставлю тебя. Пусть грех твой будет моим. Я уже чувствую его гнет на душе и знаю, что меня ждет кара, но все равно, я понесу ее за тебя и буду счастлив.
Аэша открыла лицо. Она не сразу пришла в себя от удивления, потом с плачем упала к его ногам. Лео поднял ее и посадил в кресло.
— Ты не знаешь, что ты сделал, — сказала, наконец, Аэша. — Пусть все, что видел ты на Горе и в храме, — лишь ночные видения, а рассказ о гневе богини — пустая басня. Верно, однако, что я согрешила ради тебя и ужасной ценой купила красоту, чтобы удержать тебя. Расплата — ужасна. Но ты меня спас. Тебя не остановили ни безлюдные песчаные степи, ни ледники, ни горный поток и, преодолев все препятствия, ты выдержал твердо три испытания. Тебя не привлекли чары Афины, ты не отвернулся от меня, увидев меня безобразной, и, наконец, не отверг меня и сегодня, хотя узнал преступность моей души. Два первые испытания — испытания плоти, третье — испытание духа. Вчера твоя верная любовь возвратила мне телесную красоту, сегодня ты освободил мою душу из страшных оков Судьбы. Я обязана тебе своим освобождением, хотя, может быть, тебе придется страдать…
