Марк Твен - Выдержал, или Попривык и вынес
Бушмены и гошуты-индѣйцы, очевидно, происходятъ отъ себѣ подобной гориллы или кенгуру — родоначальники человѣчества, по словамъ Дарвина.
Менѣе всего можно было ожидать отъ гошутовъ-индѣйцевъ нападенія, такъ какъ они въ теченіе многихъ мѣсяцевъ кормятся около станціи разными отбросами, а между тѣмъ, бывало, ночью, когда менѣе всего ожидаешь, они поджигали строенія и, спрятавшись, изъ-за засады убивали людей. Однажды ночью они напали на почтовую карету, гдѣ единственнымъ пассажиромъ былъ судья изъ Невады, и съ первымъ залпомъ туча стрѣлъ разорвала сторы, ранила лошадей, а также и кучера, чуть ли не на смерть. Возница былъ весь въ ранахъ и пассажиръ тоже. При крикѣ кучера о помощи судья Моттъ выбѣжалъ изъ кареты, вскочилъ на козлы, взялъ въ руки возжи, и полетѣли они сквозь толпу тщедушныхъ дикарей, подъ градомъ стрѣлъ. Раненый кучеръ скатился на подножку, но не выпускалъ возжей, сказавъ, что будетъ править, пока его не смѣнятъ. Когда судья настоялъ и взялъ возжи, то кучеръ, лежа у него ногъ, указывалъ путь, говоря, что надѣется протянуть, пока не оставитъ индѣйцевъ далеко за собой, тогда главное затрудненіе будетъ уничтожено, и если судья поѣдетъ такъ-то и такъ-то (онъ указывалъ дорогу), то они могутъ доѣхать благополучно до слѣдующей станціи. Судья живо обогналъ непріятеля и, наконецъ, подъѣхавъ къ станціи, успокоился, что всѣ опасности миновали; но у него уже не было товарища по оружію, съ которымъ онъ могъ бы порадоваться: храбрый кучеръ былъ мертвъ.
Постараемся теперь забыть наше рѣзкое сужденіе объ оверлэндскомъ почтовомъ кучерѣ. Отвращеніе, которое я имѣлъ къ гошутамъ-индѣйцамъ, я, поклонникъ Купера и обожатель краснокожихъ, даже школьныхъ дикарей въ «Послѣднемъ изъ Могикановъ», которыхъ удачно сравниваютъ съ жителями дѣвственныхъ лѣсовъ, раздѣляющихъ каждое изреченіе на двѣ равныя части: одна замѣчательно грамматична, изыскана и благозвучна, другая же напоминаетъ говоръ горцевъ и грубыхъ охотниковъ, — итакъ, гадливость, которую я питалъ къ гошутамъ, я, поклонникъ индѣйцевъ, убѣдила меня строже провѣрить мои знанія, чтобы посмотрѣть, не излишне ли было мое обожаніе къ краснокожему. Открытія, которыя я сдѣлалъ, были полны разочарованія, и странно было, какъ этотъ народъ сразу упалъ въ моихъ глазахъ, и какъ скоро я пришелъ къ тому убѣжденію, что во всякомъ индѣйскомъ племени вы найдете гошута, болѣе или менѣе смягченнаго, можетъ быть, окружающими обстоятельствами, но всетаки гошута. Они достойны сожалѣнія, несчастныя созданія, и издали вполнѣ пользуются моимъ, вблизи же — ничьимъ.
Есть предположеніе заграницей, что Балтиморская и Вашингтонская желѣзнодорожныя компаніи и многіе изъ ихъ агентовъ — гошуты, но это пустяки. Существуетъ небольшое сходство, которое и можетъ ввести въ заблужденіе несвѣдущихъ, но не людей опытныхъ, видавшихъ оба эти племя. Серьезно говоря, это даже не остро и не благовидно распускать вышеприведенную молву, которая всетаки повредила этому классу людей, такъ много перенесшему трудностей въ этихъ ужасныхъ степяхъ Скалистыхъ Горъ. Одному небу извѣстно! Если мы не можемъ удѣлить имъ христіанскаго чувства, симпатіи и состраданія, то, во имя Всевышняго, не будемъ бросать въ нихъ грязью.
ГЛАВА XX
На семнадцатый день мы переѣхали самыя высокія вершины видѣнныхъ нами горъ, и хотя день былъ теплый, но слѣдующая за нимъ ночь была такъ холодна, что одѣяла намъ были весьма полезны.
На восемнадцатый день на станціи Ризъ-Риверъ (Reese-River) мы встрѣтили восточную команду строителей телеграфнаго общества и воспользовались случаемъ послать телеграмму его превосходительству губернатору Карсонъ-Сити (разстояніе въ сто пятьдесятъ шесть миль).
На девятнадцатый день мы проѣхали Большую Американскую степь — сорокъ памятныхъ намъ миль глубокаго песку, въ которомъ колеса утопали отъ шести дюймовъ до одного фута. Этотъ путь продѣлали мы большею частью пѣшкомъ, это было скучное и тяжелое странствованіе: всѣ страдали отъ жажды, а воды не было. Дорога черезъ всю степь бѣлѣлась отъ усѣянныхъ скелетовъ быковъ и лошадей, можно сказать безъ преувеличенія, что съ каждымъ шагомъ мы ступали на кость, и такъ можно бы пройти всѣ сорокъ миль. Степь эта представляла одно громадное кладбище. Груда шинъ, деревянныхъ связей и остововъ фуръ попадались повсюду. Не ясно ли, что эти остатки доказываютъ страданія и лишенія, какимъ подвергались первыя партіи переселенцевъ, отправляясь въ Калифорнію?
На окраинѣ степи лежитъ озеро Карсонъ (Carson Lake) или «прудъ» Карсонъ, мелкая, печальная площадь воды, не болѣе восьмидесяти или ста миль въ окружности. Рѣка Карсонъ втекаетъ въ нее и въ ней же теряется, пропадая таинственно въ землѣ, чтобы болѣе не появляться, такъ какъ озеро это не имѣетъ исхода.
Въ Невадѣ нѣсколько рѣкъ имѣютъ эту таинственную участь; онѣ втекаютъ въ разныя озера или «пруды» и тутъ же исчезаютъ. Карсонъ, Гумбольдтъ, Балкеръ, Моно, все большія озера, не имѣющія истоковъ. Рѣки всегда втекаютъ въ нихъ, но не вытекаютъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ въ этихъ послѣднихъ вода никогда не прибавляется и никогда не выходитъ изъ своего уровня; что они дѣлаютъ со своимъ излишкомъ, одному Создателю извѣстно.
На западномъ краѣ степи мы сдѣлали остановку въ городѣ Рэгтоунѣ (Ragtown). Онъ состоитъ изъ одного бревенчатаго дома и не помѣщенъ на картѣ.
Это напомнило мнѣ одинъ случай. Когда мы выѣхали изъ Жюлесбурга, на Платтѣ, я сидѣлъ на козлахъ рядомъ съ кучеромъ и онъ сказалъ мнѣ:
— Я могу разсказать вамъ уморительную вещь, если вы только пожелаете ее выслушать. Однажды Горацій Грилей ѣхалъ по этой дорогѣ; когда онъ выѣзжалъ изъ Карсонъ-Сити, онъ сказалъ кучеру Генкъ-Монку, что онъ обязанъ читать лекцію въ Пласервиллѣ и потому очень торопится туда доѣхать. Генкъ-Монкъ ударилъ бичемъ и поѣхалъ очень скоро, карета подпрыгивала такъ страшно, что всѣ пуговицы на пальто Горація оторвались, и наконецъ онъ головой своей пробилъ крышу кареты и жалобно воззвалъ къ Генкъ-Монку, прося его ѣхать тише, сказавъ, что теперь менѣе торопится, нежели десять минутъ тому назадъ. Но Генкъ-Монкъ отвѣтилъ: «Сидите смирно, Горацій, я васъ привезу туда во-время», — привезти-то онъ привезъ, но что?
Черезъ день или два послѣ этого на перекресткѣ дорогъ къ намъ сѣлъ человѣкъ изъ Денвера (Denver); онъ намъ много разсказывалъ объ этой мѣстности и о Джоржѣ Диггинсѣ. Это былъ весьма интересный господинъ и хорошо знакомъ съ дѣлами Колорадо. Черезъ нѣсколько минутъ онъ сказалъ:
— Я могу разсказать вамъ уморительную вещь, если вы только пожелаете ее выслушать. Однажды Горацій Грилей ѣхалъ по этой дорогѣ; когда онъ выѣзжалъ изъ Карсонъ-Сити, онъ сказалъ кучеру Генкъ-Монку, что онъ обязанъ читать лекцію въ Пласервиллѣ и потому очень торопится туда доѣхать. Генкъ-Монкъ ударилъ бичемъ и поѣхалъ очень скоро, карета подпрыгивала такъ страшно, что всѣ пуговицы на пальто Горація оторвались, и наконецъ онъ головой своей пробилъ крышу кареты и жалобно воззвалъ къ Генкъ-Монку, прося его ѣхать тише, сказавъ, что теперь менѣе торопится, нежели десять минутъ тому назадъ. Но Генкъ-Монкъ отвѣтилъ: «Сидите смирно, Горацій, я васъ привезу туда во-время», — привезти-то онъ привезъ, но что?
