Юрий Карчевский - Схватка с чудовищами
— Зря затеваете перепалку, господа, — одернул спорщиков Адвокат, скривив рот на одутловатом лице и по привычке сильно чмокнув. — Все под одним небом ходим. А коли так, не самоедством следует заниматься, а молить Господа Бога смилостивиться над нами. Ибо сказано: «Никто не может поклоняться двум Богам!»
— Вот и я говорю о том же, — продолжал стоять на своем Скептик.
Из документов Службы безопасности и СД на «Адвоката»:
Начальнику полиции безопасности и СД в Киеве
Касается: Львова Льва Львовича, 1915 г. р., ур. Львова, проживающего в Киеве, ул. Короленко, 8–12.
…Львов — журналист-правовед, отделом пропаганды использовался в качестве цензора украинской прессы. Выступает за безоговорочное признание германского господства на Украине, т. к. придерживается мнения, что Украина не способна к самостоятельной политической жизни. Свои убеждения подтвердил не раз, за что здешние шовинисты грозят ему местью и смертью.
Львов оказал в разных случаях СД важные услуги. В частности, доносил о политических интригах в среде западноукраинских эмигрантов и помог тем самым ликвидации нами враждебной немцам украинской националистической группы.
Родители его репрессированы большевиками. Сам он человек набожный, надежный, умный и прилежный в делах. Любит деньги. По мнению одного из агентов, из-за личных выгод способен служить каждому, кто заплатит больше.
Львов высказывает желание уехать от возмездия в Германию. Полагаю, что ему следует помочь в этом. Там его можно было бы использовать по линии Министерства пропаганды, в частности, на радиостанции «Антикоминтерн», а также среди остарбайтер по линии Главного управления безопасности.
30.4.42. ШНАЙДЕР — оберштурмфюрер ССВ разговор вступил вечно чем-то недовольный Прокурор.
— Грехопадение, милосердие… Бросьте вы эти высокие материи! Жить-то осталось, быть может, час-другой. Ровно столько, сколько отпустит нам этот большевик Буслаев, заложниками которого мы оказались. Тут и Господь бессилен, — произнес он голосом недоноска и добавил: — Прорываться на Запад надо, господа, уходить из этих мест, пока не поздно.
Из протокола допроса Лисицина С. Я. в отношении Прокурора:
Вопрос: Вы служили в РОА?
Ответ: Да. Я был там писарем в канцелярии генерала Власова.
Вопрос: В таком случае, должны были знать и Грачева. Что вам известно о нем?
Ответ: Признаю, я был знаком с ним. Грачев Федот Васильевич. С его слов, родился в Калуге в 1920 году. Окончил Военно-юридическую академию. В плен к немцам попал под Смоленском, будучи контуженым. В Русской Освободительной Армии генерала Власова служил в Юридическом отделе. Имел чин майора. Лично я был свидетелем, когда он расстреливал перед строем солдат трех рядовых власовцев. И только за то, что они проявляли антигитлеровские настроения. В разговоре со мной Грачев уверял, что подобная расправа с неверными, подобное зрелище лишь закаляют молодежь, а не только устрашают. Власов — наш боевой командир. Гитлер — наше знамя.
— Может быть, сменим пластинку, друзья? — сказал Сердцеед. — Поговорим лучше о любви. Тогда и Буслаев не будет страшен.
Это вызвало оживление присутствующих, переходящее в ржание.
— Нашли тоже время вести праздный разговор. Лучше прислушаемся к тому, что сказал господин Прокурор, — возразил Адвокат.
«Боже, как же надоела мне эта болтовня!» — подумала Баронесса и углубилась в чтение дневника, который все эти годы являлся единственным ее собеседником и другом, которому она могла доверить сокровенное. То, что не могла сказать прямой речью, писала иносказательно.
«22.3.42. Как же мне недостает здесь тебя, любимый. Мне не только не с кем поделиться тем, что на сердце, в голове моей, но и проявить свои чувства. Однако больше всего тревожусь за тебя, родной. О, что бы я ни отдала только за то, чтобы взглянуть на тебя одним глазком!
15.8.43. Мы давно не виделись, но твой образ, милый, всегда со мной, в любых обстоятельствах. Я помню твою лучезарную улыбку, смеющиеся глаза и даже бархатный тембр голоса. В трудную минуту, когда жизнь на волоске, обращаюсь к тебе, как к Богу. И знаешь, очень и очень помогает.
13.6.44. Я знаю: ты в неведении, теряешься в догадках и тревожишься за меня. Но что поделать. Скоро кончится война, и, как учит фюрер, исповедуя его идеи, мы победим. И тогда непременно встретимся, родной! И дам я тебе почитать эти свои заметки — порывы моей души и вечной любви и преданности тебе!»
Витиевато, да и фюрера приплела для маскировки, на случай, если обнаружат дневник, — задумалась Баронесса. — Ну да разберется, что к чему и зачем…
«11.9.44. Милый мой, самый дорогой человек на свете! Осталось чуть-чуть. Фюрер уверяет, что, несмотря ни на что, победа будет за нами, низшая раса будет работать на нас. И тогда будем вместе, неразлучно всю оставшуюся жизнь. Создадим свой очаг. Обзаведемся слугами… У нас будет мальчик. И назовем мы его твоим именем. А девочку — моим. Согласен? Вот и сейчас разговариваю с тобой, будто ты рядом. Это потому, что ты всегда в моем сердце… Сколько же жизней унесла война! Горе народное будет жить и в нас, как память, как назидание потомкам».
— А вы как смотрите на любовь, госпожа Баронесса?
— Jeder hat seinen Splitter, у каждого барона своя фантазия.
— И все-таки?
— Так уж лучше о любви мечтать, чем думать о смерти, — улыбнулась немка, сверкнув ясными глазами и показав белые зубы.
— Должен вам сказать, моя жена в молодости была совершеннейшей вашей копией. И такая же обаятельная.
— Danke schon, спасибо за комплимент, — просияла Баронесса. — Вы, видимо, имели успех у женщин.
— Имел… — вздохнул Сердцеед. — И немалый. Хе-хе-хе! Теперь это — область приятных воспоминаний.
— Почему же? Ты мог бы поухаживать за Баронессой. Атаман с Варькой крутит, а ты Баронессе будешь петь серенады, — с ехидством произнес Прокурор. — Любви все возрасты покорны, сказал классик! Ну, будь джентльменом! — И он рассмеялся.
Все дружно подхватили его смех.
— Ради такого дела, эфенди Сердцеед, и бункер освободим. Только намекни! — хихикнул Неугомонный, отчего рот его на круглом лице растянулся до самых ушей.
Снова все заржали.
— А может быть, господин Сердцеед не в моем вкусе, — заметила немка. И серьезно: — Я не полагала, что в России столь простые нравы. Здесь не уважают женщину!
Сов. секретно Из донесения закордонного агента «Мария» от 8 августа 1943 года:
