Иван Папуловский - Агент зарубежного центра
Мистер Новак, можно сказать, играл с Райму в открытую.
— Я — офицер американской разведки, — заявил он почти сразу ошеломленному его натиском «клиенту», — и должен кое-что проверить дополнительно.
Спохватиться бы тут Райму, вспомнить, против кого направлена главным образом деятельность сотрудников американской разведки — вспомнить о покинутой им Родине, семье, матери, об отце, который погиб под Великими Луками за правое дело, будучи бойцом Советской Армии. Но этого не случилось. Разинув рот, он слушал антисоветские разглагольствования американского разведчика, тщась сообразить, как сегодняшняя встреча повлияет на его дальнейшее благополучие. Правда, он не разделял той ненависти к Советам, к СССР, которая сквозила почти в каждой фразе мистера Новака, более того, находил, что Советская власть вообще не причинила ему ничего такого, за что ее следовало ненавидеть, — просто она не дала ему возможности жить в блеске и роскоши, в свое удовольствие, без постоянных напоминаний об ответственности и долге.
А на что он надеялся сейчас? Что Новак даст ему эти блеск и роскошь? Без всяких условий?
Если бы он был в состоянии отвлечься от мыслей «зажить шикарно», если бы он был в состоянии проанализировать выставленные американским разведчиком «условия», то мог бы понять, что здесь-то требуют не больше и не меньше как безоговорочной измены Родине, перехода на службу ее заклятым врагам. Не слишком ли высока плата за маячившую пока только в воображении будущую «роскошь и блеск»?
Да нет, жизнь еще мало стегала Райму, естественные для всякого нормального человека мысли пока не приходили ему в голову.
7
В середине июня 1967 года заканчивался контракт Райму с французами.
— Ничего, пусть это вас не волнует, — сказал ему мистер Новак. — В Мюнхене место для вас имеется, но вначале вы заедете во Франкфурт-на-Майне, предстоят кое-какие формальности.
Стояла отличная летняя погода, характерная для июня в странах Западной Европы. Прихватив свой коричневый чемоданчик с пожитками, Райму отправился на вокзал. На руках у него был билет в спальный вагон второго класса от Парижа до Франкфурта, оплаченный его новыми хозяевами. Просили не забыть, что на вокзале во Франкфурте его уже ждут, только пусть держит коричневый чемодан в левой руке, «Пари матч» — в правой. Походило все это на игру, и не умевший смотреть далеко вперед Райму охотно включился в нее.
Наутро встретил его, к удивлению Райму, сам мистер, Новак.
— Вот вам новые документы, с этого дня вас зовут мистер Джонсон, — сказал американец. — Не советую общаться с полицией, так что ведите благонамеренный образ жизни.
Его поселили в маленькой квартире неподалеку от железнодорожного вокзала. Квартира была неплохо меблирована, с ванной, с электроплитой в уютной кухне и холодильником, предусмотрительно забитым продуктами. Раз в неделю приходила уборщица.
Мистер Новак дал Райму номера двух своих телефонов — по одному он мог звонить днем, по другому — ночью. Но звонить почти не довелось, потому что на второй или третий день пребывания во Франкфурте перебежчика из СССР привезли в красивый особняк в центре города, и здесь началось то, чего Райму уж никак не ожидал.
Нет, нет, с ним обращались по-прежнему вежливо и даже учтиво, и он с интересом оглядел уютную гостиную, обставленную мягкой низкой мебелью, с дорогими картинами на стенах, куда ввел его мистер Новак. Навстречу поднялись три молодых американца.
— Садитесь, мистер Джонсон, пожалуйста, вот сюда, — указал ему Новак. — Предстоит серьезная беседа.
И начался первый изнурительнейший допрос, на котором от вежливости и учтивости не осталось и следа.
— Вы должны быть предельно откровенны, — с солдафонской прямотой потребовал мистер Новак. — Забудьте то, что было в Париже, здесь — американский контроль.
Райму позабавило то, что задают те же самые вопросы — о жизни в Эстонии, учебе, работе, отношении эстонцев к русским, о расположении воинских частей, связях с КГБ, — но теперь это называется «американским контролем». Откуда ему было знать, что во Франкфурте-на-Майне обосновалась одна из главных подрезидентур Центрального разведывательного управления США на территории ФРГ, что здесь американская разведка окончательно отбирает кандидатуры для работы на радиостанциях «Свобода» и «Свободная Европа», что здесь возникают идеи многих коварных шпионско-диверсионных операций американских спецслужб против Советского Союза и других социалистических стран.
За короткие часы прогулок Райму не успел хорошо разглядеть огромный западногерманский город, растянувшийся во обеим берегам реки Майн неподалеку от ее впадения в Рейн, не успел познакомиться со многими историческими достопримечательностями, которыми богат Франкфурт, потому что допросы начинались рано утром и продолжались до вечера с перерывом на обед и послеобеденный отдых на два-три часа.
В системе допросов тоже однажды наступил перелом. В это утро американцы встретили его несколько иначе, чем обычно, хотя существа перемены в их отношении к своей особе Райму не понял. Впрочем, мистер Новак с присущей ему прямотой расставил все по местам:
— Вы, надеюсь, понимаете, что наш контроль должен быть жестким, исключать провалы. Поэтому на помощь мы призовем технику.
Райму все понял. И уже довольно покорно переждал, пока молодые американцы ловко поставили ему датчики от оставшегося за спиной «детектора лжи» — на голову, руки и ноги.
— Теперь отвечайте односложно: «да» или «нет».
Вопросы задавал Новак — быстрые, четким отрывистым голосом.
— Вы жили в Эстонии? Хорошо учились в школе? Хорошая была работа? Вы — сотрудник КГБ? У вас есть сообщники во Франции? Явки? Вам нравится в свободном мире?
Быстро отвечая Новаку, Райму уловил некий порядок «работы». Вопросы были одни и те же — до трех десятков примерно, но задавались они в различной последовательности, то с начала, то с конца.
Видимо, мистер Новак остался в основном доволен проверкой. Перед ним сидел молодой человек без особых идейных принципов и привязанностей. И хоть пытался иногда принимать «позу», чтоб как-то поимпозантнее выглядеть, но это только игра. Такой тип обычно не доставлял особых хлопот своим американским хозяевам, ему можно было поручить любое дело, лишь бы содержали в тепле и довольстве.
Допросы с «детектором» и без него продолжались около трех недель, и уже не очень радовало Райму ни его жилье с набитым продуктами холодильником, ни учтивое обращение американцев. Но не вечной же будет эта пытка!
