Эрл Гарднер - Дело об испуганной машинистке
– А потом вернулась и забрала остальные чемоданы? – подсказал Мейсон.
– Наверное. Устроила в безопасном месте брата, поехала на такси в аэропорт и забрала остальной багаж.
– Пол, мы должны ее найти.
– Я делаю все, что могу, Перри.
– Ты не можешь проверить записи в книгах отелей? Не можешь...
– Успокойся, Перри, – перебил его Дрейк. – Я проверил все записи в отелях, сделанные приблизительно в это время. Узнавал во всех агентствах, сдающих квартиры, не сняли ли они чего-нибудь в этот день. Проверил все бюро посредников. Сделал все, что мог. Велел моим парням обзвонить владельцев домов, сдающих квартиры и узнать, не снимала ли Шомон квартиру в это время. Мы проверили даже записи в книгах мотелей. Я сделал все, что мог...
– Ты проверил агентства, занимающиеся сдачей напрокат автомобилей? спокойно спросил Мейсон.
– Что ты имеешь в виду?
– Фирмы, в которых лицо, имеющее водительское удостоверение, может взять напрокат машину и уехать на ней, выплачивая определенную сумму за каждый день и за каждую милю.
На лице Дрейка появились смешанные чувства.
– Она не... черт возьми! Нет! Боже мой, Перри! Неужели я что-то пропустил?
– Она могла взять машину, погрузить багаж и поехать в какой-нибудь соседний город, снять там дом, вернуться назад с машиной и...
– Один шанс на тысячу, – недовольно сказал Дрейк, – но я его не пропущу. Это последнее, что нам осталось.
– О'кей, Пол. Проверь, может быть на этот раз повезет.
15
Ровно в два часа Суд снова собрался в зале заседаний.
– Прошу вызвать вашего следующего свидетеля, – обратился к окружному прокурору судья Хартли.
Гамильтон Бергер минутку поколебался.
– Вызываю Мэй Уоллис Джордан, – сказал он наконец.
Мэй Джордан, серьезная и сосредоточенная, медленным шагом, как бы заставляя себя делать что-то, чего делать бы не хотела, подошла к возвышению для свидетелей, принесла присягу, назвала свое имя и адрес и села.
Голос Гамильтона Бергера казался слаще патоки.
– Вы знаете обвиняемого, Дэвида Джефферсона, мисс Джордан?
– Да.
– Когда вы с ним познакомились?
– Вы имеете в виду, когда я с ним познакомилась лично?
– Когда вы с ним впервые встретились, – уточнил вопрос Гамильтон Бергер, – и при каких обстоятельствах.
– Я переписывалась с ним длительное время, но впервые увидела его только, когда он приехал в наш город.
– Вы помните точную дату этой первой встречи?
– А как же. Он приехал поездом, и я ожидала его на вокзале.
– Прошу назвать дату.
– Семнадцатого мая.
– Текущего года?
– Да.
– До этого времени вы были только в переписке с обвиняемым, не так ли?
– Да.
– Каким образом началась эта переписка?
– Все началось, как шутка...
– Вы можете это объяснить точнее?
– Я интересуюсь фотографией и когда-то, в одном из иллюстрированных журналов прочитала предложение обмена цветных стереоскопических фотографий Африки, на фотографии пейзажей Северной и Южной Америки. Меня это заинтересовало и я написала на номер почтового ящика, указанного в журнале.
– В Южной Африке?
– Все письма, обозначенные этим номером, направлялись в фотожурнал, но оказалось, что оттуда их пересылали лицу, которое поместило объявление. Этим человеком был...
– Минуточку, – перебил Мейсон. – Протестую против показаний, которые являются выводами, сделанными свидетелем. Свидетель не знает, кто дал объявление и только записи в регистратуре журнала могут быть убедительным доказательством.
– Мы покажем эти записи, – мягко сказал Гамильтон Бергер. – Однако... пока оставим этот пункт. Что произошло потом, мисс Джордан?
– Ну... я стала переписываться с обвиняемым.
– Каким был, в общем, характер этой переписки? – спросил Гамильтон Бергер и добавил, обращаясь к Мейсону: – Конечно, я понимаю, что вы можете внести протест, обосновывая его тем, что ответ на мой вопрос не предоставляет еще доказательства, но я стараюсь ускорить ход процесса.
Мейсон иронично улыбнулся.
– Я всегда подозрителен по отношению к тому, кто пытается ускорить течение процесса, предъявляя второстепенные материалы доказательств. Самым лучшим доказательством были бы письма.
– Я хочу познакомить суд с общим характером этой переписки, объяснил Гамильтон Бергер.
– Вношу протест, потому что это не представляет существенного доказательного материала, – настаивал на своем Мейсон. – И вопросы такого рода вынуждают свидетеля делать выводы.
– Протест принимается, – решил судья Хартли.
– Вы получали письма из Южной Африки? – спросил Гамильтон Бергер голосом, который выдал легкую нервозность.
– Да.
– Как эти письма были подписаны?
– Ну... по разному...
– Я не очень понимаю, – откровенно удивился Гамильтон Бергер. – Я думал, что...
– Неважно, что думал окружной прокурор, – вмешался Мейсон. – Перейдем к фактам.
– Как были подписаны эти письма? – повторил вопрос Бергер.
– Некоторые, то есть первые письма были подписаны именем обвиняемого.
– А где теперь находятся эти письма?
– Пропали.
– Где?
– Я их уничтожила.
– Прошу сообщить содержание писем, – сказал торжественно Гамильтон Бергер. – Высокий Суд, обнаружив, что оригиналы уже невозможно получить, я хотел бы на основании косвенных доказательств...
– Не возражаю, – кивнул головой судья Хартли.
– Я намереваюсь как раз сказать, – быстро вмешался Мейсон, – что для того, чтобы определиться вносить мне протест, или нет, я хотел бы задать свидетелю несколько вопросов относительно содержания писем, а так же времени и способа, которым они были уничтожены.
– Вначале прошу внести протест, а потом вы можете задавать вопросы, ответил судья Хартли.
– Высокий Суд, вношу протест на основании того, что не доказано достаточным способом необходимости выслушивания этих второстепенных доказательств. Тем более, что некоторые письма, как оказалось, даже не носили подписи обвиняемого. В связи с этим протестом я хотел бы задать свидетелю несколько вопросов.
– Слушаем, – с легкой улыбкой пригласил его Гамильтон Бергер.
Мейсон обернулся к свидетелю.
– Вы говорили, что письма были подписаны по разному. Что вы имели в виду?
– Ну... – начала она, колеблясь.
– Не стесняйтесь, – поддержал ее Мейсон.
– Некоторые письма были подписаны... ну... достаточно шутливо...
– Как, например?
– "Длинноногий паук", – шепнула она.
Громкий смех, раздавшийся в зале, стих только после того, как судья Хартли гневно нахмурился.
– А другие?
– По разному. Мы обменивались... обменивались между собой... трюковыми фотографиями.
